Теория литературы. Проблемы и результаты

Подробнее. Например, в актантной структуре Евангелия четко различаются отправитель – Бог-отец; получатель – народ иудейский или же все человечество в целом (актант один – актеров много); помощники – апостолы, Иоанн Креститель, Мария Магдалина и т. д.; противники – фарисеи, книжники, судьи; субъектом сюжета является, конечно, Иисус, а вот объекту не соответствует ни одного актера. Такая неполнота структуры говорит о специфике данного повествования и данного героя: Иисус существо совершенное и не имеющее потребностей, желаний и стремлений, у которых был бы объект. Иную актантную схему являет рыцарский роман, генетически связанный с волшебной сказкой: здесь налицо ось поиска (рыцарь ищет Грааль, то есть Христа, чья кровь была собрана в эту чашу), ось коммуникации (отправитель – Бог / король / дама, получатель – король / дама), ось борьбы (помощники и противники, по-разному оформляемые в разных текстах). Однако дама является не только отправителем, но и объектом желания рыцаря: один актер занимает сразу две актантных позиции.

Актантная схема Греймаса – это машина для выработки бесконечных текстов. Однажды запущенная в ход, она может работать сколь угодно долго, варьируя отношения актеров и актантов по ходу действия (противники примиряются, становятся помощниками, объект любовного влечения превращается во врага или наоборот и т. д.). В современной массовой культуре образцом такого бесконечного рассказа является телевизионная «мыльная опера». Схема Греймаса описывает не только собственно повествовательные, но и неповествовательные, нехудожественные и невербальные тексты. Историк Мишель Леруа применил ее для анализа обличительной литературы XIX века, направленной против иезуитов[379]; она приложима и к внеязыковому опыту людей: все мы в повседневном сознании мыслим себя «субъектами» некоего стремления, «отправителями» или «получателями» некоторой информации или благ, участниками борьбы, где у нас есть «помощники» и «противники».

Если Греймас анализировал повествовательную парадигму, то синтагматическую развертку нарративного текста изучал Клод Бремон[380], выделяя в ней типичные секвенции – последовательности обобщенных событий (функций, как называл их Пропп). Минимальная такая секвенция включает три элемента: возможность совершения действия, совершаемое действие, последствия совершенного действия; то есть намерение героя нечто сделать, само действие, результат. Далее секвенции могут складываться одна с другой: результат первого действия станет возможностью для второго и т. д.; они могут быть полными и неполными (намерение реализуется или нет), в последнем случае это вырожденные одно- или двучленные секвенции; внутри каждого члена могут содержаться секвенции второго уровня (действие разлагается на составные части). Трехчленная схема Бремона, по-видимому, восходит к стандартным трехчастным конструкциям в диалектике (тезис – антитезис – синтез) и риторике (вступление – основная часть – заключение). Все события оцениваются по отношению к главному герою-бенефициарию как улучшение или ухудшение его положения, как восходящее или нисходящее движение; конфигурациями секвенций являются задача, ошибка, ловушка и т. д. Бремон строит свою логику повествования как частный случай практической логики, логики внеязыкового опыта; это логика поведения, а не текста. Как и схема Греймаса, его теория охватывает потенциально гораздо более широкий материал, чем повествовательные тексты; таким образом, стоит лингвистике перейти на анализ сверхфразовых единиц, как при следующем шаге она преодолевает сама себя, выходя вообще за рамки языкового материала.