Теория литературы. Проблемы и результаты

Чтобы такое взаимообращение было возможно, центр и периферия литературы должны быть примерно однородными по содержанию – образовываться текстами или хотя бы дискурсами (у Тынянова – жанровыми). Они имеют словесную природу, и литературный быт по определению вербален. Эта мысль повторяется в ряде статей Тынянова: «Литературная система соотносится с ближайшим внелитературным рядом – речью, с материалом соседних речевых искусств и бытовой речи»[76]. В данном случае, в статье «Ода как ораторский жанр», говорится о конкретном родстве между «литературным фактом» классической оды и фактом «быта» – искусством красноречия. В статье «Литературный факт» Тынянов высказывает более общее положение: «Быт кишит рудиментами разных интеллектуальных деятельностей. По составу быт – это рудиментарная наука, рудиментарное искусство и техника»[77]. Сходным образом много позже и Ролан Барт писал, что «литература заключает в себе много разнообразных знаний» и «работает как бы в пустотах, существующих в теле науки»[78]: «знание» здесь занимает место тыняновского «быта», но соотношение его с литературой обратное – не быт содержит в себе рудименты искусства и литературы, а сама литература – рудименты всевозможных знаний (переворот в отношениях центра и периферии, напоминающий тыняновскую модель переворотов между центром и периферией литературы).

Наконец, третья модель отношений литературы и «быта» была предложена еще одним теоретиком русского формализма – Борисом Эйхенбаумом в статьях «Литературный быт», «Литература и писатель», «Литературная домашность» и других текстах из сборника «„Мой временник“» (1929). Для Эйхенбаума литературный быт – это профессиональные условия писательства: при его изучении ставится вопрос о том, «как быть писателем»[79] – то есть как писатель живет не только в момент работы, но и «в быту», ориентируясь на эту работу, вписывая ее в контекст социальных отношений. Такое направление исследований вело к созданию «чисто „имманентной“ социологии» литературы[80]: эта социология объясняет литературу общественными факторами, но действующими внутри литературы – не далекими причинами вроде производительных сил и производственных отношений (как в марксистской вульгате), а ближайшим контекстом профессиональной жизни литераторов. Для Тынянова литературный быт образуют маргинальные, «домашние» словесные жанры (которые могут иногда втягиваться в состав литературы), а для Эйхенбаума – формы социального существования литературы и образующиеся вокруг него отношения между людьми. Они различны в разных культурах:

Сегодня литература – это кружок дилетантов, собирающихся для чтения своих стихов или вписывающих их в альбомы «прекрасных соотечественниц», завтра – это толстый «общественно-политический» журнал с редакцией и бухгалтерией[81].

В салоне или кружке культивируется дилетантизм без оплаты, мастерство автора измеряется суждениями друзей; в журналистике требуется профессионализм, за нее платят по регламентированным правилам, и литератор ищет одобрения не столько в узком кругу редакции (нередко конфликтуя с нею), сколько у неограниченного числа незнакомых ему читателей-подписчиков. Две формы литературного быта соотносятся с общеэстетической оппозицией центростремительного / центробежного осуществления художественных произведений, обращенных к концентрированному / рассеянному потребителю: литературный кружок стоит в одном ряду с театральным спектаклем, вернисажем, презентацией книги, чтением стихов на стадионе, а журнал – с распространением книжного тиража, выпуском кинофильма в прокат, телепередачей, публикацией в Интернете. Литературный быт является одним из факторов смены литературных форм: например, в литературном салоне циркулируют короткие, по большей части стихотворные тексты, а в журнале печатаются романы, часто с продолжением – и вот в эпоху перехода русской литературы от кружковой формы быта к журнальной Пушкин в своем творчестве эволюционирует от стихов к прозе. При этом процесс изменения литературного быта обратим, может пойти вспять; литература то становится публичным делом, отрываясь от приватного бытования, то возвращается к нему – «уходит в быт». Отношения литературы с бытом у Эйхенбаума столь же двусторонни, как у Тынянова, но здесь формы творчества связываются с формами социального взаимодействия людей. Если Тынянов полагал, что «быт соотнесен с литературой прежде всего своей речевой стороной»[82], то есть маргинальными жанрами словесности, то для Эйхенаума – социальной стороной, включая отношения власти, обмена, ответственности.