Теория праздного класса

То, что было сказано о влиянии закона нарочитого расточительства на каноны вкуса, останется верным (с незначительными поправками) и применительно к нашим понятиям о полезности вещей помимо их эстетической ценности. Товары производятся и потребляются как средства к более полному развертыванию человеческой жизнедеятельности, их полезность в первую очередь выражается в пригодности служить достижению данной цели. А цель есть прежде всего полнота проявления жизни индивидуума в абсолютном выражении. Но человеческая склонность к соперничеству побуждает воспринимать потребление товаров как средство завистнического сопоставления, наделяя потребительские товары второстепенной полезностью в качестве доказательства относительной платежеспособности. Это косвенное, вторичное использование потребительских товаров придает потреблению почет и наделяет почтенностью те товары, которые лучше всего отвечают состязательности потребления. Потребление дорогостоящих товаров признается похвальным, а товары, которые содержат ощутимый элемент стоимости сверх стоимости затрат на пригодность к использованию по очевидному физическому назначению, становятся почетными. Признаки излишней дороговизны товаров суть, следовательно, признаки их ценности – это признаки пригодности к использованию в косвенных, завистнических целях через потребление; наоборот, товары унижают и потому остаются непривлекательными, если в них отчетливо видна бережливая приспособленность к выполнению искомого физического назначения, если они не предусматривают той излишней дороговизны, на которую опирается приятное потребителю завистническое сравнение. Эта косвенная полезность придает значительную ценность товарам «лучшего» сорта. Дабы польстить утонченному вкусу к полезности, предмет должен подразумевать (хотя бы в малой степени) такое непрямое использование.

Люди, возможно, склонны мириться с разочаровывающим, недорогостоящим образом жизни, поскольку тот указывает на неспособность много тратить и на отсутствие денежного успеха, но все же они постепенно усваивают привычку неодобрительно воспринимать дешевые вещи: последние трактуются как неприличные и лишенные достоинства именно в силу своей дешевизны. С течением времени каждое последующее поколение получает в наследство от предыдущих эту традицию похвальных расходов и в свой черед совершенствует и укрепляет традиционный канон денежной репутации в потреблении товаров; в конце концов, мы достигаем стадии полной убежденности в отсутствии каких-либо достоинств у всех недорогих вещей и уже не чувствуем ничего дурного в выражении «Дешево и сердито». Привычка одобрять дорогое и порицать дешевое настолько основательно укореняется в нашем сознании, что мы инстинктивно настаиваем на присутствии хотя бы толики расточительной дороговизны во всяком нашем потреблении, даже когда товары потребляются строго приватно и без малейшего выставления напоказ. Искренне, всем сердцем, мы все чувствуем себя в более приподнятом настроении, съедая свой обед, пусть и в домашнем уединении, из сработанной вручную столовой серебряной посуды, из расписанного вручную фарфора (зачастую сомнительной художественной ценности) поверх дорогостоящей скатерти на столе. Всякий отход от нормы жизни, которую мы привыкли считать в этом отношении подобающей, ощущается как вопиющее посягательство на наше человеческое достоинство. Потому, кстати, уже лет десять как и свечи считаются приятнее любого другого источника света за едой. Теперь свет свечи спокойнее, менее утомителен для утонченного взгляда, нежели свет керосиновой, газовой или электрической лампы. Этого нельзя было сказать еще тридцать лет назад, когда свечи были или оставались наиболее дешевым источником света, доступным для домашнего пользования. При этом свечи и сегодня не дают удовлетворительного освещения, пригодного для чего либо, кроме церемониальной иллюминации.

Мудрый политик, поныне здравствующий, сделал вывод, подытожив все сказанное выше фразой: «Дешевое платье – дешевый человек»[27]; пожалуй, не найдется никого, кто бы не ощутил всей убедительности этого изречения.