Теория праздного класса

Особая привлекательность такой книжной продукции для покупателя с утонченным вкусом состоит, конечно, отнюдь не в сознательном, наивном признании ее дороговизны и превосходящей неуклюжести исполнения. Здесь, как и в случае превосходства сработанных вручную предметов над продуктами машинного производства, осознаваемым предпочтением служит некое внутреннее совершенство, приписываемое более дорогому и более неудобному предмету. Превосходящее качество приписывается книге, которая имитирует плоды старинных и вышедших из употребления технологических процессов, прежде всего вследствие ее более высокой полезности в эстетическом выражении; но вполне возможно встретить благовоспитанного любителя книг, который станет настаивать на том, что более грубый продукт также более пригоден для передачи печатного слова. В том, что касается превосходящей эстетической ценности декадентских книг[31], можно признать, что утверждения такого книголюба не лишены оснований. Над книгой трудится художник, искренне стремящийся к красоте, и книга обыкновенно показывает, насколько успешно ему удалось достичь цели. В данном тексте утверждается, впрочем, что канон вкуса, которым руководствуется в своей работе художник, есть канон, сложившийся под воздействием закона нарочитого расточительства, а указанный закон избирательно исключает все те каноны вкуса, которые не соответствуют его требованиям. Иными словами, пусть декадентская книга может быть красивой, границы, в пределах которых трудится художник, устанавливаются требованиями внеэстетического порядка. Плоды его труда, прекрасные сами по себе, одновременно должны быть дорогостоящими и плохо приспособленными для использования по очевидному назначению. Правда, этот обязывающий канон вкуса не определяется у нашего художника всецело законом расточительства в его первозданном виде; этот канон до некоторой степени формируется в согласии со вторичным выражением хищнического темперамента, то есть с благоговением перед архаичным или устаревшим, в одном из своих особенных проявлений именуемым классицизмом.

В эстетике крайне затруднительно, если вообще возможно, провести границу между каноном классицизма, или почитанием архаического, и каноном красоты. Для художественных целей такое разграничение едва ли необходимо – и оно на самом деле не существует. Для теории вкуса выражение общепринятого идеала архаичности, на каком бы основании он ни был принят, лучше всего, наверное, считать элементом красоты; в его легитимности сомнений не возникает. Но для нашей цели, то есть для выяснения того, какие экономические мотивы присутствуют в общепринятых канонах вкуса и каково их значение для распределения и потребления товаров, это разграничение также не является существенным.

Положение товаров машинного производства в системе потребления цивилизованного общества служит к разъяснению природы отношения, существующего между каноном нарочитого расточительства и кодексом внешних приличий в потреблении. Ни в вопросах искусства и собственно художественного вкуса, ни применительно к нынешнему представлению о полезности товаров этот канон не выступает в качестве причины нововведений или начинаний. Он не устремлен в будущее как созидающий принцип, который порождает нововведения и прибавляет новые статьи потребления и новые элементы стоимости. Принцип, о котором идет речь, есть в некотором смысле негативный, а не позитивный закон. Скорее это не созидательный, а регулирующий принцип. Он крайне редко прямо устанавливает какую-либо привычку или какой-либо обычай. Его действие состоит исключительно в отборе. Нарочитая расточительность непосредственно не предусматривает изменчивости и развития, но соответствие ее требованиям является условием выживания таких нововведений, которые могут внедряться на иных основаниях. При возникновении обычаев, привычек и способов расходования все они подвергаются отбору под действием данной нормы репутации, и степень, в которой они соответствуют ее требованиям, служит проверкой их пригодности к выживанию в конкуренции с другими схожими привычками и обычаями. При прочих равных условиях чем более очевидным образом расточителен какой-либо обычай или способ потребления, тем больше вероятность его выживания по этому закону. Да, закон нарочитого расточительства не определяет источники изменений; он лишь объясняет устойчивость таких форм, которые в условиях его господства пригодны к выживанию. Этот закон действует, сохраняя пригодное, а не для того, чтобы порождать приемлемое. Его функция состоит в том, чтобы проверять и испытывать все подряд, сохраняя то, что для него целесообразно.

Глава 7 Одежда как выражение денежной культуры