Именно здесь мужская одежда расходится с женской – и вполне обоснованно. Нарочитые расточительство и праздность почетны потому, что служат свидетельствами денежной силы, а денежная сила почетна потому, что в конечном счете она говорит о преуспевании и превосходящей мощи; следовательно, личные доказательства расточительства и праздности, предъявляемые индивидуумом в собственных интересах, не могут последовательно принимать такую форму или представляться в столь совершенном виде, чтобы неуклонно свидетельствовать о неспособности с его стороны или о явном неудобстве, ведь в таком случае демонстрировалась бы не превосходящая сила, а более низкое положение, то есть невозможность достичь цели. Значит, там, где расточительные расходы и показное воздержание от физических усилий выполняются обычно или в среднем в той мере, в какой очевидно явное неудобство или добровольно вызванная физическая немощь, там всякий раз прямым следствием будет то, что индивид предается этим расточительным тратам и подвергается состоянию недееспособности не для своей личной выгоды в денежном почете, а ради кого-то другого, от кого он находится в экономической зависимости (это отношение в итоге должно, как учит экономическая теория, сводиться к рабству).
Теперь применим сказанное к женской одежде и сделаем конкретные выводы: высокий каблук, юбка, непрактичная шляпка, корсет и общее пренебрежение удобством в одежде, столь характерное для всех женщин в цивилизованном обществе, суть многочисленные доказательства того, что в современном цивилизованном обществе женщина теоретически все еще находится в экономической зависимости от мужчины: возможно, в некотором возвышенно-идеалистическом смысле она все еще остается рабой мужчины. Обыденной причиной всякой нарочитой праздности и особенностей женской одежды выступает то обстоятельство, что женщины – это служанки, которым при разделении экономических функций была передана обязанность представлять доказательства платежеспособности хозяина.
Налицо заметное сходство в этом отношении между одеяниями женщин и облачением домашней прислуги, прежде всего ливрейных слуг. Мы наблюдаем старательно предъявляемые свидетельства излишней дороговизны – и очевидное пренебрежение физическим удобством со стороны носящего одежду. Впрочем, одеяние хозяйки заходит даже дальше в желании показать праздность, если не физическую немощь, если сравнивать с одеждой прислуги. Так и должно быть, ведь в теории, согласно идеальной схеме денежного общества, госпожа дома есть главная служанка в домохозяйстве.
Помимо слуг, воспринимаемых как таковые, имеется по крайней мере еще одна группа людей, чей наряд уподобляет их слугам и выказывает многие из тех признаков, какие подчеркивают женственность в женской одежде. Это священнослужители. Облачения духовенства показывают подчеркнуто ярко все характерные особенности, которые, как установлено выше, являются доказательством зависимого статуса и показного образа жизни. Еще более поразительным способом, нежели тот, что проявляется в повседневном укладе священника, облачения духовенства, в полном соответствии с этим старинным словом, обильно украшены, гротескны, неудобны и стесняют движения, как кажется со стороны, вплоть до физических мучений. При этом священнику полагается воздерживаться от полезной работы и являть на людях бесстрастное печальное лицо, во многом как бы копируя манеры хорошо обученной прислуги. Тому же впечатлению служит и гладко выбритое лицо священника[34]
. Уподобление священнослужителей прислуге по облику и одежде обусловлено сходством обеих групп в их экономической функции. С точки зрения экономической теории священник является личным слугой, полезно прислуживающим тому божеству, чью ливрею он носит. Его ливрея очень дорогого качества, как и подобает ей быть для того, чтобы надлежащим образом выставлять напоказ достоинство своего небесного господина; ливрея вообще призвана показывать, что ее ношение мало способствует физическому удобству носителя, поскольку это предмет мнимого потребления, а репутация, обеспечиваемая ношением (потреблением) ливреи, выпадает отсутствующему хозяину, а не слуге.Эта граница между женской одеждой, одеждой священников и слуг, с одной стороны, и мужской одеждой – с другой, на практике далеко не всегда соблюдается последовательно, но вряд ли будет оспариваться тот факт, что в образе мышления широких слоев населения она всегда проводится более или менее отчетливо. Конечно, встречаются не стесненные условностями мужчины (таковых немало), которые в своем слепом рвении быть безупречно и благопристойно одетыми переступают теоретическую грань между мужской и женской одеждой вплоть до того, что надевают платье, явно призванное изводить и калечить бренное тело; но все наверняка согласятся с тем, что такое платье для мужчин означает отход от общепринятого. Мы привыкли говорить, что подобная одежда «женственна», а порой можно услышать замечание, будто тот или иной изысканно одетый джентльмен одет словно лакей.