Теплый дом. Том II: Опекун. Интернат. Благие намерения. Детский дом (записки воспитателя)

— Понятно. По лимиту, значит?

— Что вы! У меня постоянная прописка. Просто… так получилось. Захотела работать в детском доме.

Он пристально на меня посмотрел, слегка покрутил пальцем у виска (или волосы поправил?), достал пачку «Явы» и закурил.

— Что вы! В детском учреждении? — возмутилась я.

— Эх-хе-хе…

Я прикусила язык.

— Я вот тоже здесь не от хорошей жизни. Пью, — он помолчал. — Отсюда не выпрут. Потому как дураков нет. Кто сюда пойдет?

Несколько минут курил молча. Я же внимательно его разглядывала. Что-то больно умен для примитивного алкаша! Однако какой-то малости ему все же не хватало. Культурной огранки, что ли? О перипетиях его жизни я узнала много позже. А тогда он мне показался несколько необычным, но внутренне как будто смятым добряком.

— Так вы с вещами поосторожней. Ревизия придет — не отчитаетесь. Все-таки я вам насадочку сделаю. Да и косяк придется укрепить. Бытовкой займусь отдельно, когда с рамами закончу. Надо успеть до холодов.

— Какой… бытовкой?

— А где вещи хранить будете. Просите помещение на промежуточном этаже. Да подальше от водосточных труб. Так надежней. Думаете, они только государственное тащат? А отвечать вы за все будете.

Он еще долго рассказывал мне страшные истории «из жизни Мадридского двора». Я уже начинала понимать, что не все здесь так просто и что если не проявлю должной бдительности, то очень скоро паду жертвой собственного недомыслия.

После его рассказов у меня сложилось довольно нелестное впечатление о Людмиле Семеновне. Она была полновластной правительницей детского дома и единолично решала все вопросы. У Людмилы Семеновны были связи. По этой причине противоречить ей считалось опасным. Не по нраву пришелся — дело труба. Не совсем чтоб «скатертью дорога», но — «мы вас не удерживаем». Вот и весь разговор…

Итак, еще один день подошел к концу. Повесила полки в отрядной. Шурупов не оказалось, а гвозди плохо держали. Последний вбивала под аккомпанемент курантов. Однако уходила не последняя. Еще одна полуночница готовилась встретить свою группу — первоклашек.

— Под окнами не ходите. Могут окатить, — предупредила она. — Обычай здесь такой: не понравился воспитатель — выльют сверху грязную воду — «помылки». Пока отыщешь виновного, сто раз обсохнешь. Да и как отыщешь? А отыщешь, все свалят на случай — лень было в умывальник нести. А лень здесь узаконена…

И вот сейчас вспоминаю обо всем этом и спрашиваю себя — пошла бы снова в детский дом, уже из практики зная, как это бывает? Да. Пошла бы.

Но только в тот же самый. И к тем же самым детям.

Потом у меня были и другие. Но именно эти остались моими. С другими я тоже старалась работать изо всех сил. И среди них были любимые, самые близкие дети. Но эти первые воспитанники так и остались моей болью, моей радостью. Частью моей жизни…

У Лили Кузенковой семья получилась очень хорошая. Хотя и не сразу. Родила дочку, через год поняла, что помощи от отца ребенка ждать не дождаться. Растила кроху в малюсенькой комнатушке коммунальной квартиры, воюя с соседями за право занять ванную для купания дочки, для стирки. Делала все, чтобы росла девочка здоровой, развивалась нормально.

Когда я пришла к Лиле на «именины» ребенка (дочке исполнился месяц), мои страхи сами собой рассеялись — эта мама дочку не бросит, как бы трудно ни было! А ведь ей тогда едва исполнилось семнадцать лет.

Прошел еще год, и Лиле встретился парень, о котором только можно мечтать. Пришел из армии, устроился работать водителем. Лиля пошла работать в ясли, куда отдали малышку. Заботился молодой отец о ребенке, будто всю свою жизнь к этой миссии готовился. Они совсем недавно приходили ко мне, теперь уже солидные люди — как говорят, со стажем семейной жизни.

Пили чай, а когда Лиля пошла на кухню вымыть чашки, он, ее супруг, мне очень серьезно сказал:

— Нормально живем, только мне не нравится, что Лиля курит. Здоровье потом не купишь.

— А ты сам куришь? — спросила я.

— Курил еще как! Потом мать сказала — брось! И больше не прикасался к сигаретам ни разу в жизни.

…УЖЕ УХОДИТЕ?

Итак, день третий.

Чувствую себя бывалой. Прихожу к семи часам утра. (Людмила Семеновна предупредила — работаем от зари до зари: первое сентября на носу.) На остановке ко мне подходит воспитательница второго отряда.

— Я вот все думаю — что это вы сюда? А тут вдруг сообразила, — она радостно улыбнулась. — Материал для диссертации собираете?

— Собираю. — Вру и важно выпячиваю губу. Иначе не отвяжется.

— Вы знаете, — доверительно говорит воспитательница, — я здесь единственная нелимитчица среди педагогов. И вот вы еще… Но только я вам сразу скажу — особо не упахивайтесь. Надорветесь, а посреди года не отпустят. Вы не думайте, я от чистого сердца. Со стороны смотришь — все как на ладони.

— Да… От такой резкой пахоты второй день в костях ломота. И в поясницу отдает.

— Во-во!

И она шустренько переключилась на рецепты борьбы с недомоганиями и синдромом аврала.

— Отгулы здесь только Валя получает. Ваша напарница. Так что скоро не ждите. У нее там, — она закатила глаза, — «рука». Так что поосторожней…