Теплый дом. Том II: Опекун. Интернат. Благие намерения. Детский дом (записки воспитателя)

— Ты… не видишь, что ли, — воспиталка убирала. Сча в нюх!

Растерянно смотрит — что это?

— Ты, Медянка, к себе в спальню иди. Там и плюй.

Медянка из второго отряда.

— Ага! Там поплюешь! Потом в субботу домой не отпустят.

Понимают все-таки — что можно, а чего нельзя.

Стали одеваться. Жду в коридоре. Выходят. Сразу такие симпатичные стали. Не разбегаются! Собрались в кучку.

— А вы, теть, с нами пойдете?

— Не «теть», дубина, а Ольга Николаевна.

Какой прогресс! Польщена чрезмерно.

— Пойду обязательно. Вот только девочек дождемся и пойдем вместе.

— Да ну их, этих баб…

Спускаемся вниз. Девочки уже там. Глазеют на первоклашек. Чистенькие, нарядные, идут парами. Своих же сначала не узнали. Потом началось дикое ржанье. С непривычки опрятные мальчики казались им очень забавными.

Но вот утихомирились, и мы — толпа пай-мальчиков и девочек — направляемся к школе. Своей школы у детдома нет, поэтому малышей после линейки отведут опять в детский дом, — они учатся в отрядных комнатах, а мои пойдут в классы вместе с домашними…

Итак, в запасе шесть часов. Мчусь домой — надо успеть приготовить обед. В час пятнадцать встретила дочек из школы. Наскоро пообедали и снова разбежались по своим делам: я в детдом, а дочки на занятия — старшая в музыкальную, младшая в художественную. (Как я хвалила себя за прозорливость! «Лишаешь детей детства — из школы в школу!» — укоряли меня. Зато решилась проблема досуга. Хорошо ли это — время покажет.) Огорчились, правда, что первое сентября пройдет так буднично. Но делать нечего.

В половине третьего уже в детском доме. Ребята из школы вернулись, как после Мамаева побоища: беленькие рубашки — теперь пестренькие, все в пятнах бог знает от чего. В портфелях содержимого тоже поубавилось. Ручек уже нет, тетради: у мальчишек разрисованы «морским боем» и еще какой-то чертовщиной, у девочек — гадалки-вопросники.

В обед накрываю столы сама, но уже с помощниками. Однако убирать помощников нет. Убирать — ни за какие коврижки!

Дети, судя по всему, ко мне привыкли — насильно в отрядную никого не загоняла, однако кто-нибудь из девчонок и мальчишек все время был там, пока была и я: присматривались, помалкивали, хотя и хмыкали, фыркали.

Первого сентября на самоподготовку собралось столько, что пришлось стулья приносить из спален. Я ликовала. Но радость моя была преждевременна — прошло несколько дней, и число жаждущих получить знания катастрофически уменьшилось. Проведя несколько диктантов с желающими, я обнаружила чудовищные провалы в знаниях (до сорока ошибок на странице!). С математикой дела обстояли и того хуже: многие не знали даже таблицы умножения.

Когда первая неделя подходила к концу, стало ясно: работу надо сосредоточить на двух узловых моментах — самоподготовка и отбой. Самоподготовка — надо срочно организовывать «ликбез». А вот с отбоем сложней.

Уложить в постели в десять — дело безнадежное. В этот час смена уже заканчивалась, и вся орава — и малыши, и старшие — оставались под опекой ночной (воспитательницы, дежурившей с отбоя до подъема), единственной на два этажа. Повоевав с малышами, на которых «находило» к полуночи, бедняга шла в комнату отдыха — прикорнуть на пару часов, — иначе утром подъем не провести. И тут-то в спальнях начинался содом и гоморра.

Ночью жизнь в детском доме бьет ключом. Это, во-первых, традиционные походы на кухню. Отмычки есть у всех «основных». (Основной — локальное условное обозначение лидеров; чтобы остановить зарвавшегося, говорят: «Основной, что ли?»)

Картошка в контейнере лежит открыто — бери сколько хочешь. Масло иногда остается на мойке. Капуста, морковь, лук — тут же в коридоре в мешках.

«Шмон» на кухне — самый безобидный промысел. Случаются и настоящие погромы. Проводят их бывшие (конечно же, не без помощи наших воспитанников): взламывают замок на двери кладовой, затем ломиком сбивают навесной замок на холодильнике — и тогда на следующий день детский дом остается без масла, сыра, колбасы, без всего, что можно унести в сумках. Ну, еще мясо пообрежут, филейные куски.

Воровали и днем. Чаще всего «скрадывают» полдники: яблоки, конфеты, вафли, булки. Прямо из отрядной. Отлучился воспитатель на минутку — и ищи потом ветра в поле! Приходят опоздавшие и печально созерцают пустой поднос.

Съесть чужую порцию — дело обычное: сам виноват, опаздывать не надо. И это не оттого, что хронически голодали. Просто так заведено было…

Подъем — дело каторжное. Старших не разбудить, а малыши почти все «жаворонки»: едва рассветет, тут же вскакивают с постелей и уносятся куда-то — подальше от детдома. Ускользают через окна — лазить по карнизам учатся с первых дней пребывания здесь. Это совершенно необходимое умение: и от воспитателя скрыться, и в чужую бытовку забраться.

…ДЛЯ НАС ВСЕ ДЕТИ НАШИ!