Генри Грей всегда угадывал приближение грозы по тяжести в голове и металлическому привкусу во рту. Его спаниель Эмили носилась по дому, лаяла, требуя, чтобы выпустили на улицу, а потом застывала на пороге и, поскуливая, пятилась. Сам Грей оставался у двери, ощущая повисшее в воздухе ожидание. В такие дни казалось, что небеса и твердь прижимаются друг к другу, а кости вдавливаются в землю. Давление в голове ослабевало только после того, как разражалась гроза, молнии приносили облегчение, а вместе с ним и пьянящую радость, и Грей, не в силах усидеть дома, уходил на болота, отмахиваясь от предостережений экономки о том, что в него непременно угодит молния и сожжет дотла. В Германии жука-оленя называют
Вот и сейчас он чувствует то же самое, в то время как попутчики прячутся в своих купе. Энергия течет по его коже, как будто каждый волосок заряжен электричеством, и захватывающий дух азарт проносится по венам с каждым раскатом грома, с каждой вспышкой света.
Из-за стенки купе доносится гудение бесконечно повторяемой молитвы. Несомненно, это коленопреклоненный Юрий Петрович. Тихий, на грани слышимости, звук способен свести с ума.
Грей больше не может это выносить. Ему необходимо движение. Прихватив ручку и блокнот, он выскакивает из купе, толком даже не подумав, куда отправится. Грохочет гром, и кажется, вагон раскачивает чья-то рассерженная рука. «Нет, – думает Грей, – под десницей Господа нам ничто не грозит». Он кладет руки на подоконник, но отдергивает, когда по ним пробегает электрический разряд. С губ срывается непрошеное:
– Боже милосердный, смилуйся над нами, спаси и сохрани! Не оставь меня, Господи!
Снаружи что-то движется. Какие-то существа с лоснящимися коричневыми панцирями. Гигантские многоножки? Нет, они перемещаются не на ногах, но оболочка определенно хитиновая, и исходит из-под нее что-то похожее на дым. Они преследуют поезд, скользя по земле, как по воде, и такого способа движения Грей еще не встречал. «Подражают поезду», – догадывается он. Нужно изучить эти существа. Описать, зарисовать. Если даже их и видели раньше, то уж точно не публиковали описание в печати. Он мысленно просматривает классификацию, стараясь не упустить тварей из вида, но поезд ускоряет ход, словно задумав убежать от грозы, и Грей вынужден прерваться. Еще одна жестокая встряска вагона, и он валится с ног, а лампы тревожно мигают.
«Ну же, пересчитай их, проследи, как двигаются, сосредоточься на деле! – приказывает он себе. – Может быть, их вызвала гроза? Или это домоподжигатели Запустенья, притягивающие молнии к поезду? Тело сегментированное, беспозвоночное…»
Свет в вагоне гаснет, как только Грей входит, но во вспышках молний он все же успевает разглядеть окруженный сиянием силуэт, подобный мраморному ангелу на кладбище, такой же мрачный, холодный и неподвижный. Призрачный. «Просто еще один пассажир, – говорит рациональная сторона разума, – преобразованный грозой в нечто сверхъестественное». Вот только силуэт этот не человеческий, чего не в силах скрыть даже гроза, и Грей протягивает вперед руку, борясь с побуждением благоговейно опуститься на колени. И тут вдруг слышится отдаленный грохот, словно разверзлась сама земля. Металл трещит, дерево разлетается в щепки, по поезду пробегает дрожь, и Грей все-таки падает на колени. Состав тормозит; инерция ухватилась за кости, норовит выдернуть их из суставов. Эта страшная тяга грозит разорвать и поезд, и всех, кто едет в нем.
«Под конец нас наградили видениями», – думает Грей.
И он благодарен судьбе за это.
Конец пути
Пока Вэйвэй добирается до столового вагона первого класса, свет окончательно гаснет. Она ориентируется по вспышкам молний. Тяжело дыша, останавливается в дверях, ожидая следующей вспышки, и та возникает, осветив стоящую посередине вагона Елену.
Дверь в дальнем конце вагона открывается, и входит Грей, двигаясь как во сне. Он в изумлении смотрит на Елену.
Рельсы впереди взрываются.
Часть четвертая. Дни 9–14