test

— Слыша, как ты заикаешься, я вспоминаю Подрика, — язвительным тоном заметил Тирион. — Все в порядке, девочка. Если кого тут и зажарят на ужин, то это буду я. Уверен, вы с королевой отлично поладите. Пойдем, у нас много работы и совсем мало времени. Может быть, завидев драконов, наши враги и поспешили убраться отсюда, но это лишь означает, что они соберутся с силами и придут вновь. Итак, каков наш следующий шаг? — Он бросил косой взгляд на Дени. — Что ж, это решает миледи.

Дени поняла, что на самом деле он спрашивает, готова ли она выпустить драконов против своих врагов, — вряд ли ему известно, что она потеряла город именно из-за того, что не позволила драконам вступить в битву. Дени взглянула вниз, на улицы, простершиеся далеко внизу. Здесь, в Великой Пирамиде, им ничто не угрожает, но, как верно заметил Тирион, это мнимая безопасность. Если правда, что в городе уже некоторое время стоят и войско захватчиков-Грейджоев, и жадный до добычи дотракийский кхаласар, тогда скоро здесь будет нечего есть, к тому же у нее нет времени пережидать осаду. Ни один из ее врагов, по-видимому, не собирается осаждать Миэрин, да Дени и сама поняла, что несмотря на все ее прекраснодушные и бессмысленные попытки восстановить город, здесь больше нечего отстраивать и защищать. Можно улететь отсюда в любой момент. Но она не собиралась покидать Миэрин одна.

Вторую половину дня Дени, Тирион и Пенни собирали обломки камней из сада и из большого зала. Они завалили ими высокие бронзовые двери, ожидая нападения, которое, скорее всего, состоится уже этой ночью. А еще перед ними стояла невеселая задача — как поступить с тремя мертвецами. Железнорожденного, убитого Тирионом, попросту вытащили наружу и сбросили вниз, на заостренные крепостные зубцы («Он будет отлично смотреться вместе с остальными своими дружками», — мрачно пошутил карлик), но с остальными двумя дело обстояло не так просто. Даже через несколько часов после смерти труп красного жреца оставался столь горячим, что к нему было не прикоснуться; над ним все еще курился дым. Тирион заверил Дени, что она ничего не потеряла; этот человек по имени Мокорро — хитроумный и опасный обманщик, который приложил руку к гибели сира Барристана и похищению Визериона. У Дени были тысячи вопросов, требующих ответа, но из уважения она решила не вдаваться в расспросы, пока они не покончат с похоронами.

Дени никогда не была особенно религиозной. Визерис передал ей разрозненные обрывки знаний о Семерых, все то немногое, что было ему известно о религии и культуре Вестероса. Однако даже в лучшие времена он не был хорошим учителем, а от трудных вопросов — например, почему, если Таргариены были праведными и законными хранителями Веры, эта самая Вера позволила им потерять трон, — он впадал в ярость, так что Дени быстро поняла, что не стоит проявлять излишнее любопытство. Но сейчас, когда они с Тирионом сооружали погребальный костер для сира Джораха, чтобы предать его богам с должным поминовением, ей недоставало знаний. Дени не знала, каким богам молился ее медведь, — старым или новым. Дом Мормонтов почитал Старых богов, но как помазанный рыцарь и супруг высокородной южной леди, сир Джорах вполне мог, хотя бы лишь на словах, молиться и Семерым. Вот кого он точно бы с презрением отверг — это красного бога.

Совместными усилиями им троим удалось поднять тело сира Джораха на костер. Дени поднесла факел и прошептала молитву, какую смогла вспомнить. Как ни удивительно, к ней присоединился Тирион; он не мог назвать сира Джораха своим другом, но согласился, что рыцаря стоит упокоить подобающим образом. Пенни плакала, хотя Дени казалось, что девочка и сама не знает, отчего льет слезы, — в конце концов, так полагается делать на похоронах. Глаза королевы были сухи, но не от недостатка скорби. Она смотрела, как ее рыцарь горит, и вспоминала ночь в Дотракийском море, когда она возложила Дрого на костер и, услышав тонкий, захлебывающийся вопль Мирри Маз Дуур, вошла в бушующее пламя и призвала своих детей.

Ее охватило странное ощущение, словно к ней снова вернулось чувство времени и у нее снова появился выбор. Когда Дени разрушила Асшай, потушив пламя красных жрецов прямо в сердце их храма, когда приказала Куэйте спасти людей и та наконец сняла с себя лакированную маску, — она выпустила в мир могучую, чудовищную силу. Возможно, именно по этой причине погиб Мокорро. Она освободила нечто первозданное, дикое, неуправляемое, — но даже этого пламени не хватило, чтобы вернуть ей драконов. Их вернул сир Джорах, подув в рог.

А теперь она предает его огню. Замыкая круг.

Несмотря на жар костра, по телу Дени пробежала дрожь. Она почувствовала нечто странное, как в тот момент, когда Джорах подул в рог, когда его легкие превратились в уголь и он умер ради нее. Сильную, страшную, блаженную связь с существом гораздо более великим, чем она сама. И наконец страх исчез.