The Fallout (ЛП)

— А я-то подумал, что можешь и именно поэтому сидишь здесь в темноте в три часа утра.

Она пожимает плечами, ведя глазами вдоль трещины на противоположной стене. Драко затихает, прижимая к груди чашку с водой, и барабанит пальцами по дешёвой диванной обивке.

— Ты веришь в Бога?

— Я не очень много об этом знаю, — теперь плечами пожимает Малфой. — Я верю в то, что происходит. В то, что могу потрогать, увидеть, почувствовать. Верю в жизнь, потому что она осязаема. Это то, где мы есть, то, что мы делаем. Да вообще всё.

— Ну, там, где вера…

— Это лишь способ получить ответы, Грейнджер. Объяснить необъяснимое. Почувствовать себя увереннее перед лицом собственных страхов, потому что причиной происходящего является Бог.

— Дело не только в ответах. Да и как ты сможешь объяснить некоторые вещи? Например, как мы здесь оказались, какова цель наших жизней, куда мы отправимся после смерти.

— Не важно, как мы здесь оказались, потому что мы уже здесь. Цель жизни мы определяем сами, проживая её. И какая разница, куда мы попадём после смерти, мы же будем мертвы.

— Так значит, свои ответы ты нашёл?

— Грейнджер, мне не нужны никакие ответы, вот в чём дело. Ты умрёшь. Представь, что ты будешь знать, когда именно, почему, где и как… — только это ничего не изменит, верно? Ведь ты всё равно умрёшь. Так что, в конце концов, это не играет никакой роли. Ответы бесполезны.

— Они приносят рассудку успокоение.

— Результат будет тем же, если совсем об этом не думать.

Гермиона сомневается, что когда-нибудь станет той, кто перестанет задумываться над разными вопросами.

— Так таращиться грубо.

— Прости, — Гермиона краснеет, пойманная за разглядыванием его странной дырки между большим и средним пальцами на ноге.

— Ты часто так делаешь.

— Таращусь?

— Краснеешь. Оказавшись рядом со мной.

Гермиона ещё гуще заливается румянцем, и это ужасно, ведь она всеми силами старается этого избежать. Она сердито косится на малфоевскую ухмылку и, защищаясь, возражает:

— Вовсе нет.

— О, да.

— Это у меня такое заболевание.

— О? — Драко вовсю веселится.

— Да. Э-э, ну… Болезнь, связанная с кровяным давлением. Оно иногда без всякой причины повышается, и кожа меняет цвет, — Гермиона понимает: наверное, это самая чудовищная ложь в её жизни, но от своих слов не отступается.

— Ясно.

— Мне поставили диагноз ещё в детстве. Очень неприятное заболевание.

— Не сомневаюсь, — в его голосе слышится смех, низкий и сдерживаемый.

Она хмыкает в ответ и хватается за первую пришедшую на ум тему.

— Я могу потрогать?

— Что именно?

— Твои… — она показывает на его ступни.

— Э-э, наверное, да, — он косится на неё, давая понять, как странно звучит эта просьба.

Она не обращает на это внимания, наклоняется вперёд и осторожно касается пальцем его ноги. Малфой дёргается, едва она дотрагивается до небольшого бугорка: гладкость кожи контрастирует с шероховатостью толстого красного рубца.

— Я и забыл, что у тебя нездоровая страсть к ногам, — стóит Гермионе описать пальцем круг, Драко выгибает ступню и растопыривает пальцы.

— Нет у меня ничего такого.

— Ты… — он осекается на полуслове и отдёргивает ногу. Гермиона замирает с поднятым пальцем и смотрит на Драко с улыбкой. — Не смей.

— Великий Драко Малфой боится щекотки, да?

— Ну… Полагаю, у всех есть своя ахиллесова пята.

Она фыркает и откидывается на спинку дивана, беря на заметку тот факт, что Малфой боится щекотки. Хотя вряд ли она сможет использовать это знание против него. Драко уже выяснил, что шея её слабое место, заметив, что даже лёгкое дуновение заставляет Гермиону с хихиканьем извиваться и корчиться.

Малфой вдруг поднимается на ноги и кивает головой в сторону дверного проёма за своей спиной.

— Пойдём, приготовишь мне чай.

— Приготовлю тебе чай? — она вскидывает бровь.

— Если захочешь, можешь добавить воды и на себя.

Она пылает негодованием, но всё же встаёт и направляется в кухню. Включает воду, но заставляет Малфоя самостоятельно наполнить чайник. А потом они несколько часов сидят на кухне, пока не устают от разговоров, а помещение не освещают первые солнечные лучи. Они обсуждают погоду, нервную дёрганую пляску Невилла, странности любовников Лаванды, при этом оба игнорируют эпизод с участием Малфоя: Гермиона — бросая сердитые взгляды на Драко, он — с бесстрастным выражением лица. Они беседуют о людях, местах и идеях. Спорят и дискутируют по поводу зелий, различных теорий, маггловской медицины. Разговор течёт легко и плавно, и Гермиона благодарит того, кто может её сейчас слышать, за то, что Драко проснулся и решил составить ей компанию.

— Профессор в Хогвартсе или исследователь, — он пробует, как звучат эти слова.

— Да, я хочу заняться волонтёрской работой, но… Мне также хочется найти лекарства, например, от последствий Круциатуса или укуса оборотня. Мне кажется, если я всё хорошо распланирую, то смогу преподавать в течение школьного года, а в свободное время и в период летних каникул заниматься исследованиями. Наверное.

Малфой кивает, его ложка отстукивает по столу какой-то старый мотив, знакомый, но который Гермиона никак не может вспомнить.