Депрессия Лаванды была вызвана разрывом с любовником, к которому, по собственному утверждению Браун, она испытывала слишком сильное физическое влечение. Гермионе же кажется, что Лаванда просто влюблена в этого неряшливого парня, который время от времени появляется из её спальни, но не хочет, чтобы о её чувствах кто-то знал. Их очередное примирение длится вот уже несколько часов с небольшими перерывами. Гермиона пыталась заглушить шум при помощи телевизора, но лишь жалобно пялилась в потолок, когда вскрик Лаванды перекрыл грохот киношной драки.
— Не спишь? — она задаёт вопрос, чтобы дать знать о своём присутствии. До Гермионы дошли слухи, что Симус как-то подкрался к Малфою, и тот инстинктивно впечатал его в стену.
Малфой всё равно подскакивает и вцепляется в миску с попкорном, который от такого резкого движения едва не рассыпается. Бормоча ругательства, он поправляет посудину, после чего, наконец, смотрит на Гермиону.
— Нужно быть мёртвым, чтобы не обращать внимание на это затяжное совокупление и трескотню телевизора.
Но Гермиона ему не верит: она замечает в его глазах то выражение, которое не видела с тех самых пор, как Рон вернулся со своей первой операции и заперся в комнате. Это своего рода ужас и шок. А вкупе со странной бледностью кожи и кругами от нехватки отдыха под блестящими глазами создаётся впечатление, что Малфой напуган. И Гермиона очень сомневается, что он испытывает проблемы со сном по причине чужого шумного секса.
— Что смотришь?
Его губы изгибаются в подобии улыбки.
— Про способы контрацепции.
Гермиона отчаянно краснеет и ёрзает в кресле, в котором устроилась.
— О.
— Магглы достаточно изобретательны. Хотя не знаю, как бы я себя чувствовал в этой резиновой штуке.
Господи, стонет она про себя и трёт лицо руками, будто это может помочь уменьшить жар. Малфой несколько раз нажимает на кнопку на пульте, и голос Гермионы срывается на высоких нотах, когда она спешно пытается сменить тему.
— Пульт не работает?
— Работает. Мне нравится давить на кнопки, и чтобы при этом ничего не происходило.
Она поджимает губы и протягивает руку.
— Дай мне посмотреть.
— Нет, — он подтягивает пульт к себе поближе, будто конечности у Гермионы в состоянии удлиняться и она может до него добраться. Типичный мужчина, чего уж там.
Гермиона вздыхает.
— Попробуй вынуть батарейки и переставить их.
Малфой, моргая, смотрит на чёрную пластиковую коробочку, затем переводит взгляд на телевизор.
— Я всё равно хотел смотреть именно это.
Она знает, что он понятия не имеет, о чём идет речь, и даже если в курсе, что такое батарейки, то уж точно не разбирается, как их вынимать. Между просмотром этой программы и необходимостью показать своё незнание, Малфой очевидно выбирает первое.
— Просто дай мне взглянуть.
— Я же сказал, нет.
— Ладно, но это я смотреть не буду.
Он таращится на Гермиону так, будто она слишком тормозит в разговоре.
— А никто не говорит, что ты должна.
— Раз уж нам обоим приходится мириться с… этим, стоит найти то, что захотим смотреть мы оба.
— Думаю, ты не в том положении, чтобы выбирать, — она сердито зыркает на него, а он усмехается, слегка наклоняясь вперёд. — Чувствуешь себя неуютно?
Гермиона вспыхивает.
— Это не интересно, к тому же там нет ничего, чего бы я не знала. Так что…
Она замолкает и краснеет ещё сильнее, когда Малфой похабно ухмыляется.
— Так ты хорошо подкована в вопросах безопасного маггловского секса, да?
Гермиона едва не спотыкается на пути к телевизору и, лишь отвернув лицо, отвечает.
— Это не твоего ума дело.
— Я… Эй, верни назад.
— Неа, — бормочет она, нажимая на кнопку.
Гермиона переключает каналы, пока не находит кажущийся приемлемым фильм: актеры одеты в викторианские платья, женщины хихикают, реагируя на проходящих мимо кавалеров. Гермиона задирает нос и возвращается на место. Малфой смотрит на неё и фыркает, снова давя на кнопки.
— Думаю, мы можем посмотреть это.
— Или я просто встану и переключу, но тогда опущусь до твоего детского уровня.
Теперь она сверлит его взглядом.
— По-детски было смотреть то, что я не хотела.
— Детское самомнение заключается в том, что кто-то может прийти и поменять программу, которую другой человек смотрел до этого уже полчаса, только потому, что этот кто-то не желает её смотреть.
— Детскость — это нежелание делиться, когда…
— Или вот так вот спорить, — он поворачивается к ней — бровь вскинута, а выражение лица неимоверно надменное. Если, конечно, не брать в расчёт непарные носки, которые Гермиона заметила по пути к креслу, или перемазанные маслом от попкорна пальцы.
Гермиона пыхтит, но тут же жалеет об этом, вспоминая, каким смешным ей казалось его сопение, когда она переключала каналы. Она разворачивается обратно к экрану и игнорирует Малфоя, пытаясь сосредоточиться на героине, которую очаровывает относительно привлекательный герой.
Наступает благословенная тишина: из комнаты Лаванды не доносится ни звука, и даже сосед, расположившийся от неё в пяти футах, помалкивает. Гермиону так захватывают события на экране, что, когда раздаётся голос Малфоя, она подпрыгивает от неожиданности.
— Он слюнтяй.
— Что?