The Philosophy of Horror

Эта грубая история жанра ужасов в общих чертах очерчивает корпус работ, о которых в данном трактате делается попытка теоретизировать. Мой эскизный набросок жанра, как мне кажется, указывает на то, что многие были бы склонны включить в жанр дотеоретически. В процессе теоретизирования о жанре некоторые из произведений в рамках этого более или менее наивного взгляда на историю ужасов придется переклассифицировать. Некоторые из упомянутых выше произведений выпадут из жанра, когда жанр подвергнется теоретической регламентации. Однако я думаю, что философия ужаса, разработанная в ходе работы над этой книгой, в основном будет характеризовать большую часть того, что люди склонны дотеоретически называть ужасом; если это не так, то теория несовершенна. То есть, хотя я и не рассчитываю охватить все пункты предшествующего консервированного обзора жанра, если моя теория упустит слишком много из них, она будет не на высоте.

 

Философия ужаса?

 

Эта книга заявляет о себе как о философии ужаса. Сама концепция может вызвать у многих недоумение. Кто вообще слышал о философии ужаса? Это не то объявление, которое можно найти в бюллетене колледжа или в рекламных каталогах академических изданий. Что вообще можно подразумевать под странной фразой "философия ужаса"?

Аристотель открывает первую книгу своей "Поэтики" такими словами: "Моя цель - рассмотреть поэзию в целом и несколько ее видов; выяснить, каков должный эффект каждого из них, какое построение басни или плана необходимо для хорошей поэмы, из каких и скольких частей состоит каждый вид, а также все остальное, что относится к тому же предмету.... " Аристотель не полностью реализовал этот замысел в сохранившемся тексте. Но он предлагает нам исчерпывающее описание трагедии с точки зрения эффекта, который она должна вызывать - катарсис жалости и страха - и с учетом элементов, в частности сюжетных, которые способствуют этому эффекту: трагические сюжеты имеют начало, середину и конец в том техническом смысле, в котором Аристотель применяет эти понятия, и что в них есть развороты, признания и бедствия. Аристотель выделяет соответствующие элементы сюжета в трагедии, то есть обращает внимание на то, каким образом они призваны вызывать эмоциональную реакцию, провокацию которой Аристотель определяет как квиддичность жанра.

Взяв Аристотеля за парадигму того, какой может быть философия художественного жанра, я предложу рассказ об ужасах в связи с эмоциональными эффектами, которые они призваны вызывать у зрителей. Это будет включать в себя как характеристику природы этого эмоционального эффекта, так и обзор и анализ повторяющихся фигур и сюжетных структур, используемых жанром для создания соответствующих ему эмоциональных эффектов. То есть, в духе Аристотеля, я предположу, что жанр предназначен для создания эмоционального эффекта; я попытаюсь выделить этот эффект; и я попытаюсь показать, как характерные структуры, образы и фигуры в жанре устроены так, чтобы вызывать эмоции, которые я назову арт-хоррором. (Хотя я не рассчитываю быть столь же авторитетным, как Аристотель, я намерен попытаться сделать для жанра ужасов то, что Аристотель сделал для трагедии).

Философское измерение данного трактата, не встречающееся в работах Аристотеля, заключается в том, что я сосредоточился на некоторых загадках, относящихся к жанру, которые я называю (в своем подзаголовке), украв фразу у некоторых писателей XVIII века, "парадоксами сердца". Применительно к ужасам эти парадоксы можно свести к следующим двум вопросам: 1) как можно испугаться того, чего, как известно, не существует, и 2) почему кому-то вообще интересен ужас, ведь ужасаться так неприятно? В ходе работы над текстом я попытаюсь показать, что стоит на кону при постановке этих вопросов. Кроме того, я предложу философские теории, которые, как я надеюсь, помогут разрешить эти парадоксы.

Стиль философии, используемый в этой книге, часто называют англо-американским или аналитическим. Однако здесь уместно предупреждение. Хотя я считаю правильным сказать, что эта книга написана в традициях аналитической философии, важно отметить, что мой метод не является исключительно вопросом того, что иногда называют концептуальным анализом. По ряду причин я, как и многие другие философы моего поколения, не доверяю строгому разделению между концептуальным анализом и эмпирическими выводами. Таким образом, в этой книге концептуальный анализ переплетается с эмпирическими гипотезами. То есть здесь смешаны философия, понимаемая в узком смысле как концептуальный анализ, и то, что можно назвать теорией ужаса, то есть очень общие, эмпирические предположения о повторяющихся паттернах в жанре. Или, говоря по-другому, это философия ужаса, как и философия трагедии Аристотеля, содержит как концептуальный анализ, так и очень общие, эмпирически обоснованные гипотезы.