Распространенная защита человеческого отличия ИК утверждает, что только язык обладает выразительной силой, чтобы представить связь между M и G правильным образом. Чтобы актуализация М была оправданной, а не случайной, полагают авторы, она должна быть мотивирована представлением общей связи между М и G, как в каузальном законе; таким образом, Папино (Papineau, 2001: 153) считает, что ИК предполагает "использование ... эксплицитной общей информации для руководства действием". Мы знаем, как это работает в языке: через силлогистические рассуждения с предложениями, содержащими оператор, встраивающий M и G, и модальный оператор на M. Как еще, спрашивается, это может происходить? Как говорит Девитт (2005: 147), "мы понимаем умозаключение в формальных терминах - в терминах правил, которые действуют на репрезентации в силу их структуры. Но у нас совсем нет теории формальных инференциальных переходов между мыслями, не имеющими языковых средств" (ср. также Bermúdez 2003).
Первоначальное беспокойство по поводу ограничения ИК формальным выводом над явными представлениями общей информации касается требования общности. Во многих случаях ИК существенная случайность, которую распознает агент, основана на сложном скоплении взаимодействующих сил; общность любого представленного каузального "закона" была бы очень сильно размыта, а лежащие в основе физические механизмы действительно потребовали бы "предельной осторожности и внимания философского гения для открытия" (Hume 1748/1999: 80). Вместо общего закона, похоже, агенту нужно просто представить наличие символической причинной связи между M и G, такой, что M является "производителем различий" для G (Woodward 2003).
Более перспективный способ отразить требование общности состоит в том, что агент должен понимать связь как ту, которая существует между двумя или более состояниями в мире независимо от агента. Как агент, представляющий пространство эгоцентрично (например, в режиме GPS-навигатора "вид от первого лица" по сравнению с традиционным "воздушным" режимом), не сможет представить пространственные отношения между местами, не связанными с ним - скажем, от гнезда до пруда, когда он находится на дереве, - так и "причинно эгоцентричное" существо будет ограничено представлением случайностей, непосредственно связанных с его собственными прошлыми вмешательствами и ближайшими возможными действиями (Papineau 2001; Gopnik et al. 2004). Агент, воспринимающий отношения как объективные, таким образом, рассматривает их как общедоступные, независимо от своего собственного текущего положения и потребностей, чего не замечает эгоцентричный репрезентатор.
Однако язык - не единственный формат для кодирования причинно-следственных отношений и переходов неэгоцентричным, инференциально обоснованным способом. По известным причинам не все переходы между репрезентациями могут быть подтверждены "эксплицитно", в смысле повторения символов, под страхом регресса (Carroll 1895). Разные системы по-разному распределяют репрезентативную нагрузку между синтаксическими средствами и правилами преобразования (Anderson 1978); и переход между репрезентативными состояниями действителен только в том случае, если применение этих правил к данным средствам надежно сохраняет истину (Sloman 1978:116).2
В частности, для причинно-следственных связей похожие на диаграммы направленные графы или "сети Байеса" представляют собой правдоподобный, строго определенный формат для реализации неэгоцентрического причинного знания и умозаключений у людей (Pearl 2000; Gopnik et al. 2004; Holyoak and Cheng 2011; Elwert 2013). Кроме того, существуют доказательства неэгоцентрической каузальной репрезентации у животных (Seed et al. 2009): в частности, Блейсделл и др. (2006) обнаружили, что крысы различают структуры общей причины и каузальной цепи и выводят соответствующие инструментальные действия из пассивного наблюдения; а Колл (2013: 12) утверждает, что обезьяны отличают "простое совпадение" сигналов и вознаграждений от каузальных связей и кодируют информацию об "объектно-объектных взаимодействиях".