Глубокая озабоченность адмирала Колчака тем, какое впечатление его амбициозно переделанные боевые действия русской армии могут произвести в конференц-залах и канцеляриях союзных столиц, самым ярким образом сказалась на сроках наступления белых с востока в 1919 году. По сути, весеннее наступление Колчака было запланировано на самый ранний срок, после паузы (примерно декабрь-март), вызванной урало-сибирской зимой, когда запланированный сбор всего мужского населения Сибири возрастной группы 1897-1900 годов мог бы предоставить в его распоряжение миллион человек. Неудивительно, что в хаотичной ситуации 1918-19 годов менее 10 процентов от этого числа реально материализовались, чтобы быть добавленными к 50 000 или около того бойцов, уже находившихся в поле. Более того, до начала активных действий в марте 1919 года не было предоставлено времени для эффективной подготовки этих сырых новобранцев , а тем более для привития им хоть какого-то представления о целях Белого движения, в то время как обмундирование и оружие, поставляемые для них союзниками, слишком часто задерживались в пути по перегруженной одноколейной железной дороге из Владивостока на немыслимо изолированный Уральский фронт или исчезали в черной дыре бурно развивающегося черного рынка Сибири. Генерал Нокс, глава Бритмиса и номинальный шеф-повар белых войск в Сибири, был в апоплексии от такого сочетания беспечности и коррупции. После нескольких месяцев споров он все же убедил командиров Колчака начать формирование и подготовку пяти резервных дивизий в тылу, но приказ об этом был отдан только после начала наступления.
Очевидно, что запланированное Колчаком наступление должно было начаться до того, как будет организовано одновременное комбинированное наступление деникинских войск на Юге России: получив очередной отпор от Царицына в январе 1919 года, Донская армия отступила на свою территорию, в то время как Добровольцы были полностью заняты укреплением своих позиций на Северном Кавказе. Такое отсутствие координации обычно считается фатальным для белых, поскольку позволило их противникам передислоцировать свои силы с востока на юг, вдоль внутренних коммуникаций, чтобы противостоять последовательным, а не совместным наступлениям. Однако что стало причиной такого разрыва - вопрос спорный. Часто ссылаются на плохую связь, обычно с отсылкой к судьбе генерала А.Н. Гришина-Алмазова, который был застигнут красной флотилией на Каспии, когда он пытался переправить документы из Екатеринодара в Омск - приводится в качестве доказательства. Но этот аргумент не является убедительным, поскольку, несмотря на то, что красные прочно удерживали Волгу вплоть до Астрахани, отделяя Колчака от Деникина, оба белых лидера и их штабы имели полную возможность общаться по телеграфу и часто делали это (например, для организации совместного политического наступления против предложения Принкипо в феврале 1919 года). Аналогичным образом, анализ, предполагающий, что Колчак отказался ждать Деникина из-за якобы желания выиграть "гонку на Москву", не учитывает ни самоотверженный характер адмирала, ни свидетельства в обсуждениях и приказах белого командования в Сибири, из которых совершенно ясно, что русская армия решила не ждать Деникина только потому, что ее лидеры совершенно не понимали, что это может быть необходимо сделать. В принятии этого решения, по-видимому, наиболее виновен вышеупомянутый полковник Лебедев, парвеню-начальник штаба Колчака, но он действовал не один. Барон А.П. Фон Будберг, высокопоставленный армейский чиновник, прикомандированный к Омской Ставке, написал дневник о своих впечатлениях этого времени, в котором попеременно кипит гнев и прослеживается недоверие к тому, как Колчак был очарован звездно-полосатым панцирем молодых советников, которые постоянно уверяли его, что "банда преступников и авантюристов", сидящая сейчас в Кремле, скоро будет свергнута, что Красная армия состоит из одних "отбросов общества" и скоро будет сметена, чтобы он мог "войти в Москву под аккомпанемент церковных колоколов".