The Silent Woman: Sylvia Plath And Ted Hughes

За ланчем во французском ресторане в Кэмден-Тауне Олвин привычно брюзжала о мифе Плат, о «защитниках прав женщин» и «сектантах», заставлявших страдать Теда Хьюза, но лестно избавила Энн от этого титула биографов Плат как племени злонамеренных дилетантов. Уходя, она отдала Энн связку писем, которые Дидо Мэрвин писала Линде Вагнер-Мартин о Плат. Вагнер-Мартин, работая над биографией, взяла за привычку посылать главы своим источникам для комментариев. Дидо, читая главы, основанные на ее письмах, отозвала разрешение на их использование. «У вас свои собственные причины отказываться признавать то решающее обстоятельство, что Сильвия была патологической мучительницей, а Тед от рождения был склонен прощать, - писала она Вагнер-Мартин. – У меня – свои причины отказаться иметь что-либо общее с книгой, которая пытается скрыть этот факт». Энн пишет: «Олвин думала, что я должна увидеть письма Мэрвин, они покажут мне Сильвию Плат, очень отличающуюся от истязаемой мученицы мифа», и продолжает:

«Когда я читаю письма миссис Мэрвин, должна признаться, не могу сдержать смех. Их укусы, их остроумие, этот тон стервозного презрительно-изощренного английского превосходства, облаченного во французские фразы и едкие литературные аллюзии, подтвердили все мои догадки о замешательстве Сильвии в среде английских литераторов. В подобной ситуации в Англии я замкнулась в себе, а Сильвия начала воевать. Письма Дидо Мэрвин – острое предвкушение того, что последовало в ее мемуарах – Сильвию обвинили в чудовищном поведении: грубость, эгоизм, нечувствительность, социальная слепота, но прежде всего – ревность. Очевидно, письма были неоценимым источником информации для противников секты, хотя я считала, что они проливают столько же света на характер Дидо, как и на характер Сильвии».

 

На второй встрече с Энн, через несколько недель, Олвин вручила свое паучье приглашение. Она предложила Энн забрать свое исследование на сотню страниц из серии «Penguin» и доработать его, чтобы получилась книга, для издания которой она, Олвин, заключит договора с американскими и английскими издательствами. (В добавок к своей должности Цербера при литературном наследии Плат Олвин руководила маленьким литературным агентством). Она предложила Энн стать ее литагентом и добиться для нее выгодных условий. Более того, она подаст сигнал друзьям Теда Хьюза, которые лояльно хранили молчание почти двадцать пять лет, о том, что они наконец-то могут безопасно рассказать всё, что знали, облаченному доверием новому биографу. Тем временем Хьюз вернулся в Англию и написал Энн длинное письмо по поводу двух глав, которые она ему прислала. В отличие от перечня лаконичных и презрительных комментариев, который он послал Вагнер-Мартин несколькими месяцами ранее, прочитав ее рукопись («страница 201, строка 4; удалить «занимаясь любовью»; «страница 200, строка 6: удалить «и расцарапала…щеку»; страница 273, строки 27-28: упоминание всех этих маловажных подробностей похоже на бурлеск, удалить»), письмо Хьюза Энн было дружелюбным, уважительным и (принимая во внимание его политику скрытности) удивительно информативным в смысле подробностей о его жизни с Плат. Как оказалось, это письмо было не первым, а последним из писем Хьюза Энн во время написания «Горькой славы». Но в тот момент оно стало мощным побудительным мотивом: привлечь лестное внимание брата и получить от сестры предложение, от которого невозможно отказаться.