The Silent Woman: Sylvia Plath And Ted Hughes

Но ее рассказы не принесли ей славу (амбициозное желание публиковать прозу в журналах «The New Yorker» и «Ladies’ Home Journal» никогда не было реализовано), и, по мнению Хьюза, она просчиталась, пытаясь их писать. Ее истинное призвание, как и ее истинная сущность, были в другом. На протяжении всего эссе Хьюз цитирует самоуничижительные комментарии, которые Плат записывала в дневнике: «Перечитала рассказы, написанные в Испании. Они такие скучные. Кто их захочет читать?», и «Моя «История теней» читается как нечто очень разжиженное и бледное», и «Отвратителен рассказ на семнадцать страниц, который я только что дописала: неуклюжее, искусственное произведение…никакое глубинное эмоциональное течение не возникает и не развивается в нем. Словно маленькая гигиеническая автоматическая дверь закрывается, отсекает и толкает в глубокую шахту мой опыт. Упаковка милых хорошеньких статуй. Я просто не могу выйти за пределы себя».

Хьюз возражает: «Только когда она отказалась от этих попыток «выйти за пределы себя» и наконец приняла тот факт, что ее болезненная субъективность –и есть ее единственное верное направление, что поэтические стратегии – ее единственные средства, что ее вдруг полностью поглотила ее гениальность, и все ее особые навыки развивались, словно биологическая необходимость, для работы в этих уникальных внутренних условиях». Но эту теорию о искусстве Плат, сколь бы красиво ни была она сформулирована, мы не можем считать удовлетворительной. Она подтверждает то, что мы уже и так знаем – что стихотворения сборника Плат «Ариэль» успешны, а рассказы – нет, это – ложное определение характера достижений сборника «Ариэль», в котором Плат не сделала бы ничего, если бы не «вышла за пределы себя». Если бы она это не сделала, мы не читали бы сейчас эти стихи, это были бы просто бессвязные крики страдающей женщины. Таковы, в определенном смысле, ее рассказы. Один рассказ, под названием «Ящик желаний», написанный в 1956 году, иллюстрирует проблему рассказов особенно ярко. Это один из самых слабых и самых искусственных ее рассказов, но в нем загорается жизнь, когда его читаешь – словно он осмеливается быть – как зашифрованное сообщение о трудностях, которые испытывала сама Плат, пытаясь стать писательницей. Хотя Хьюз не анализирует «Коробку желаний» в своем вступлении, он дает общий комментарий о рассказах, невольно влияющий на то, как мы его прочтем: «Все темы, которые она сочла достаточно притягательными, чтобы на них сосредоточиться, оказались эпизодами из ее собственной жизни, все они – автобиографичны».

«Коробка желаний», которая могла бы оказаться просто еще одной из «скучных» историй, написанных в Испании, где Хьюз и Плат провели длинный медовый месяц, начинается со сцены за столом, где завтракает пара – Гарольд и Агнес. Агнес «тлела в молчании над своим кофе, борясь со странной ревностью, которая разрасталась в ней, словно темная злокачественная опухоль с их брачной ночи три месяца назад, когда она узнала о снах Гарольда». Сны Гарольда раздражающе разнообразны, интересны и насыщенны, в отличие от Агнес, у которой (если ей вообще что-то снится) сны прозаичны, скучны и фрагментарны. По мере того, как Гарольд делится с Агнес своими невероятными снами, она чувствует себя всё более несуразной, начинает завидовать и уходит. Однажды она признается Гарольду, что у нее – кризис сновидений. Он относится к этому с высокомерным пониманием, и предлагает психологическое упражнение для стимуляции ее воображения, для этого нужно закрыть глаза, когда она представляет предмет. Но упражнение не помогает – лишь усиливает ее чувство непригодности, время идет, она чувствует себя всё более жалкой, начинает пить и смотреть телевизор, в конце концов тонет в отчаянии и глотает пятьдесят таблеток снотворного. Рассказ заканчивается нелепо: Гарольд возвращается с работы и находит ее мертвой на диване в гостиной, на ней – вечернее платье из изумрудной тафты.