The Silent Woman: Sylvia Plath And Ted Hughes

Мы замечаем, как сильно низкая оценка Агнес своих снов напоминает низкую оценку Плат своих рассказов. Но черта «Коробки желаний», сильнее всего приковывающая наше внимание, ее эмоциональная матрица – это враждебность и зависть жены. Пока она не узнала о необычайных снах мужа, ее собственные прозаические сны ее не волновали. Только после того, как Гарольд продемонстрировал «королевское великолепие барокко» своих ночных постановок, собственные постановки Агнес показались ей такими низкосортными и неполноценными. Тезис истории – жизнь женщины может быть отравлена и даже полностью разрушена из-за ее чувства несоответствия перед лицом превосходящих достижений мужчины – надуман и столь же далек от поддающегося наблюдению опыта, как концепция Фрейда о зависти к пенису. И столь же соответствует истине. (Концепция Фрейда, конечно, касается не просто анатомических различий, а их коннотации, это – описание фаллоцентризма, а не его рекомендация). Ужасная смесь самоуничижения, ненависти и зависти, которую Плат демонстрирует в «Коробке желаний», - вероятно, основной вопрос, требующий решения в современном феминизме. Но в 1956 году не было феминистского движения или феминистской теории, отношения между мужчинами и женщинами пребывали в надире беспомощно выносимого недоносительства. Борьба Плат с писательством сплавилась с ее завистью и обидой на мужчин, что не удивительно. Многие женщины, пытавшиеся писать в пятидесятые и шестидесятые – женщины вроде Плат, Энн Стивенсон и меня – оказывались вовлечены в игру «Гарольд и Агнес» с мужчинами, с которыми у них были отношения. Писательство всегда оказывалось связано с мужчинами. Если с писательством не складывалось, в определенной мере виноват был в этом мужчина, и Гарольд был виноват в том, что Агнес снились скучные сны.

Самоуверенный злобный Гарольд (он – дипломированный бухгалтер «с ярко выраженными литературными наклонностями») оказывается от великодушного Адама из «Писем домой» настолько далеко, насколько это возможно. (Если кого-то Гарольд и напоминает, так это – самоуверенно-злобного Бадди Уилларда из романа «Под стеклянным колпаком»). В ноябре 1956 года Плат писала Аурелии: «Мы так прекрасно провели время вместе… Мы читали, обсуждали стихи, которые нашли, разговаривали, анализировали – мы всё больше и больше очарованы друг другом. Это райское блаженство – встретить кого-то вроде Теда, такого доброго, честного и блестящего. Он всегда вдохновляет меня учиться, думать, рисовать и писать. Он лучше любого из учителей, даже заполняет каким-то образом ту огромную печальную дыру, которая возникла в моей душе из-за того, что у меня нет отца. Я каждый день чувствую, какой он чудесный, влюбляюсь в него всё больше и больше». Но Тед-как-Гарольд, очевидно, тоже там присутствовал. Свидетельство рассказа, когда читаешь его вместе с «Письмами домой», дает нам мощное ощущение анархии психической жизни: в подсознании мы запросто можем любить человека и ненавидеть его кишки. Только в осознанной жизни мы чувствуем, что должны выбрать сторону, на которую перейдем, решить – тот путь или иной, сдаться или воевать, остаться или уйти. Что касается Плат, нельзя сказать, что она была расщеплена на две части больше, чем мы все, но только она столь полно зафиксировала свою амбивалентность, вот почему исследование ее жизни столь манит и в то же время – возмущает, и почему те, кто ее пережил, оказались в столь щекотливой ситуации. В то же время мы не можем не заметить общую черту двух точек зрения о Хьюзе: он блестящий, добрый, заслуживающий любви учитель, или он тупой, высокомерный, злобный, но в обоих случаях он – учитель, а она – ученица, она смотрит на него снизу вверх, ищет у него помощи в заполнении «огромной печальной дыры» своего несоответствия.