The Silent Woman: Sylvia Plath And Ted Hughes

В поезде, читая статьи биографа Плат и размышляя о ее попытках стать литератором, о множестве ее неизменно сложных отношений с мужчинами, на которых она возлагала больше ответственности за развитие ее литературной судьбы, чем они могли бы выдержать, я начала смутно представлять себе схему, на которой построена увязшая в болоте «Горькая слава». В своем автобиографическом наброске Энн пишет о периоде (1973–75 гг.), когда она дописала «Письма»: «Я наконец собралась с духом, чтобы жить одной». Бросив поэта, ради которого она бросила мужа и детей, Энн провела «два плодотворных независимых года» в писательской резиденции Университета Данди. Но когда десять лет спустя биография Плат заставила ее взяться за литературный проект, новый и неопределенный, она снова ввязалась в зависимые отношения, некий брак для литературного удобства по знакомым лекалам. То, что новым вторым родителем будущего литературного потомка Энн стала женщина, не имело значения: подсознание не волнует анатомический пол. Но женщина была тем, чем была, у нее был свой особый интерес в связи с этим потомством, так что для нее тут была существенная разница. Предыдущие «сотрудники» Энн хотели уйти и оставить работу на ее усмотрение, Олвин воевала за это право изо всех сил. Сколь свирепо она воевала за «Горькую славу», мне стало очевидно, когда я прочла письма, которые Олвин писала Энн во время их борьбы за авторство книги. Но что я сейчас поняла – я случайно наткнулась не ключ к тайне того, почему Энн в таком забытьи попалась в сети Олвин: она могла быть слишком поглощена плетением своей собственной сети, чтобы заметить, куда идет.

 

III

 

 

9-го марта 1956 года – через тринадцать дней после встречи с Тедом Хьюзом на вечеринке в «St. Botolph’s Review» и за три месяца до их свадьбы Плат писала Аурелии:

«О мама, если бы ты знала, как я закаляю душу!... Я создаю себя, с великой болью, часто – как при рождении, но, верно, это не должно быть так, меня очищает огонь боли и любви. Ты ведь знаешь, я любила Ричарда так, как нельзя и помыслить, у этого мальчика – самая неистовая и честная душа из всех, какие я встречала в этом мире».

 

Ричард? Кто этот мужчина? Описка? Нет, это – Ричард Сэссун, о котором Плат далее пишет:

«Все мои привычные сомнения насчет его здоровья, его тщедушного тела, отсутствия атлетического телосложения, которое я захватываю и которым восхищаюсь – всё это меркнет по сравнению с голосом его души, который говорит со мной словами, которым позавидовали бы боги».

 

На следующий день после того, как она укусила Хьюза, Плат написала в своем дневнике о «единственном мужчине, встреченном мною, который мог бы дискредитировать Ричарда», но Хьюз вернулся в Лондон, не попытавшись снова увидеть Плат, а Сэссун оставался недискредитированной любовью Плат еще месяц. Как проницательно заметила Энн Стивенсон в «Горькой славе», «хотя Сильвию очень тянуло к Теду, весь этот опыт в целом слишком напоминал сон, чтобы строить на нем свои надежды, и, в любом случае, она еще не избавилась от привычной тоски по Ричарду Сэссуну». Из всех мужчин в биографии Плат Ричард Сэссун – самый неуловимый и, во многих смыслах, самый притягательный. Привычка тосковать по нему перешла от Плат к сообществу ее биографов. Ни один из них не смог его найти: он исчез бесследно. Неизвестно, откуда он и как сложилась его жизнь после Плат. Как Хьюз попал в ловушку и тюрьму легенды Плат, так Сэссун упорхнул, словно птица летом.

Он появляется в истории в апреле 1954 года в письме Плат Аурелии: «Встретила Ричарда Сэссуна (отец которого – кузен Зигфрида Сэссуна) – изящный парижский парень, британский подданный, с ним приятно поговорить». Плат вернулась в Смит-Колледж после нервного срыва прошлым летом и осенью, а Сэссун был в Йеле. 4-го мая Плат снова пишет матери о Сэссуне, выражая двойственное к нему отношение, существовавшее все два года, пока он присутствовал в ее жизни: «Хорошая суббота с Сэссуном здесь – почти уникально – еще одна бутылка утонченного бордо, пикник – сэндвичи с курятиной на прелестном зеленом лугу. Странный и очаровательный вечер я провела на ферме, пока ждала Сэссуна и эвакуатор, который вытащил бы его автомобиль из болота грунтовой дороги». Мужчина принес прекрасное бордо и сэндвичи с курятиной, но не может вытащить свой автомобиль из болота. Соседка Плат по комнате в Смит-Колледже, Нэнси Хантер Стайнер, вспоминает в своих мемуарах «Пристальный взгляд на Ариэль» ошеломляюще жестокое замечание Плат о небольшом росте Сэссуна: «Когда он держит меня в объятиях, чувствую себя Матерью Землей, по которой ползает коричневый жучок». Самого Сэссуна Стайнер вспоминает как «темного, задумчивого, страстного галла, в яркости и воображении не уступавшего Плат», которого Плат наделила «качествами байронического героя: дух тайны и почти зловещая меланхолия – ей это казалось очаровательным». Стайнер разрешает противоречие между мнением Плат о Сэссуне как байроническом герое и как о ползающем насекомым, объясняя это ее «творческой натурой».