The Terraforming

Действительно важно, как мы называем современность – антропоценом, капитоценом, петроценом, ктулхуценом или как-то иначе. Разные рамки фиксируют разные диагнозы, каждый из них подразумевает свой образ действий. Важно, насколько современность понимается как часть двухсотлетнего периода индустриальной экспансии, десяти тысяч лет существования сельскохозяйственных обществ или эры человеческих миграций и трансформации экосистем длиною в сотню тысяч лет. В то же время если свести этот практический образ действий к простому дискурсу, то выбор будет не в пользу справедливости, но в пользу своего рода утешительного нигилизма. Словно роль проектирования должна быть связана с достижениями гуманитарных наук, которые в значительной степени характеризуются сопротивлением любому возможному плану или программе – платформе, способной защитить собственный авторитет правоприменения, в особенности действовать в условиях перманентной планетарной чехарды, – а также стремлением развенчать оные. Тогда всё, что нам остается, – неубедительные телеологии и языковые уловки, строящиеся вокруг того, что ответные меры против климатической катастрофы обязательно и очевидно должны быть зеркально симметричны её причинам (т. е. если индустриализация вызвала изменение климата, то деиндустриализация это исправит, и так далее). Как и в случае любой префигуративной политики, стремящейся воплотить утопические импульсы, смешение причинно-следственных связей и связей между целями и средствами может быть разрушительной иллюзией[87]. То же относится и к неиссякаемому источнику самовлюблённости, найденному теми жителями «глобального Севера», которым удается сводить климатический коллапс к кризисам личной активности, интенсивным эмоциональным переживаниям и морально-этической бухгалтерии. Планетарная биохимия, как всегда, безразлична к подобной риторике чувств, сколь бы праведной ни была её первопричина. Поздно рассматривать планету как великий сюжет: это никогда и не было хорошей идеей.

Применение модели

Нелишне будет повторить, что необходимый нам план – это не закрепление статус-кво и не кропотливый, перестраховывающийся инкрементализм. Напротив, чрезвычайные ситуации не только подразумевают тасовать, пересобирать и пересаживать человеческие инфраструктурные системы, но делают это фактически нашей целью. Особенно в контексте городского, ландшафтного и географического проектирования.

Возражение, что мы никогда по-настоящему не контролируем последствия никакого плана, очевидно, верно. Но это не значит, что нет возможности точно моделировать последствия нашей искусственной агентности. Именно этим занимается наука о климате, и именно таким образом вычисления планетарного масштаба обнаружили изменение климата как согласованную концепцию, основанную на математических моделях. Сомнительным кажется умозаключение, будто подлинным выводом из применения точных моделей антропогенного воздействия оказывается свидетельство невозможности получения каких бы то ни было точных моделей в этом вопросе. Утверждение, что мы не способны вмешаться, может быть сигналом к отказу от ответственности за агентность, которую мы по-прежнему за собой признаём.

Планирование парков

Ничто из вышесказанного не подразумевает полного слияния всех экосистем в некое тотальное энтропийное образование. Одна из самых надежных и эффективных стратегий географического вмешательства на уровне управления состоит в строгом запрете на расселение, торговлю и добычу в определённых зонах. Напомним, что процессы сплавления людей/машин и процессы исключения – это крайние точки спектра планирования автоматизации в её экологическом измерении.

Когда во время промышленной революции в большем количестве стали появляться природные парки, они были искусственной территорией, поначалу отведённой для элиты. Затем уже парк стал популярным местом отдыха, национальным достоянием, в конечном счёте средством управления экологическими ресурсами. Парки возникли из понимания, что самый быстрый способ убить природу – пытаться жить за её счёт, воспринимая её как неистощимый рог изобилия. Другими словами, парки – это искусственные островки не просто нетронутого ландшафта, но следов человеческой деятельности в заданных границах. Парки включают в себя города в той же мере, что и сами включены в города. Самоизоляция как стратегия искусственной геоинженерии оказалась очень эффективной, и её следует расширить и усилить в рамках плана планетарного территориального проектирования.