The Terraforming

В современной политической теории, после Карла Шмитта[39], действительным носителем суверенитета считается не должностное лицо, формально руководящее нормальной иерархической организацией, а тот, та или то, что может объявить чрезвычайное положение и приостановить обычное функционирование организации и подобных иерархических структур. В нашем мире не только суверен объявляет чрезвычайное положение, но и чрезвычайное положение может создать позиции и носителей суверенитета по своему образу и подобию. Силы, наделённые чрезвычайными полномочиями, объявляют чрезвычайные положения, но и чрезвычайные положения формируют новые чрезвычайные полномочия. В случае множества разных чрезвычайных ситуаций на планете возможно возникновение нескольких частичных суверенов (будь то капиталистические, вычислительные или углеродные платформы), которые также могут становиться факторами возникновения чрезвычайных положений, наделяющих их властью. В зависимости от того, кто или что устанавливает режим чрезвычайного положения, проявление пределов управления последней инстанцией принимает причудливые новые формы. Говоря о необходимой нам планетарности, крайне маловероятно, что метафизическим источником наилучших вариантов действий, избираемых властной волей, станет неприкосновенность личного голоса, собственности, поселения, языка, идентичности и желания потреблять. Скорее важнейшую роль будут играть уже не технологии, обеспечивающие негативную свободу («некоторым позволено делать всё, что они захотят»), а технологии, которые обеспечат свободу позитивную («разрушение предотвратимо»)[40]. В своих упорных наблюдениях биополитика сосредоточится не на человеческих телах, действиях и мнениях как упорядоченных сосудах суверенного волеизъявления, а на биохимических и энергетических потоках как геополитических ориентирах, которым следует придать форму и признаки. Когда это произойдёт, народные традиции правления так называемого Запада уступят место более прагматическому универсалистскому материализму. Если только это наконец произойдёт.

Исключения из исключений [41]

Даже когда мы видим, что политическое и технологическое сходятся в масштабе, сам принцип, согласно которому «политическое» определяется через отношение к принятию решения и исключению, продолжает закручивать пружину. Если верховная власть – не только то, что может объявить о наступлении чрезвычайного положения, но и то, что чрезвычайное положение создаёт по своему образу и подобию, то какую верховную власть создадут чрезвычайные положения, связанные с изменением климата? Может ли хоть какая-то инстанция в сфере, принятой сегодня за политическую, объявить о наступлении подобного чрезвычайного положения, и если да, то почему этого ещё не произошло? Если же это было сделано, то почему не сыграло никакой роли? Возможно, что такой инстанции попросту не существует! Мы обладаем средствами (финансовыми, материально-техническими и т. д.) осмысленно противодействовать изменениям климата, однако у нас отсутствует работающий механизм управления, чтобы эти средства применить. Геополитика, которую в конечном счете способно вызвать к жизни чрезвычайное положение, может оказаться весьма далёкой от ожиданий Шмитта и других. Вместо последовательной цепочки представительства по принятию решений, вырастающей из Декларации прав, верховная власть, поднятая чрезвычайным положением, скорее примет форму технического диспозитива, который впоследствии, по мере формирования новой нормы, будет упорядочен при помощи совокупности юридических символов.

Геополитическая медиатеория