— Чего копаешься? — крикнул Мэтт, садясь.
— Вода холодная, — Алекс обернулся, и его очки блеснули на солнце.
— Досчитай до трёх — и ныряй, — посоветовал Мэтт. — А то два часа заходить будешь.
Алекс покивал, демонстрируя, что всё понял и уже готов считать до трёх, но заходил ещё пятнадцать минут. Мэтт, собиравшийся ставить палатку вместе с мальчишкой, плюнул и занялся ею сам, пока вошедший во вкус Алекс плавал туда-сюда вдоль берега, громко плещась.
К шести часам жара спала. Начало холодать, но камень, нагревшийся на солнце за день, продолжал отдавать тепло. Макс, всё-таки влезший в воду и даже разок сплававший за брошенной веткой, спал без задних лап за палаткой, Алекс бродил по лесу, стараясь не отходить от камня далеко, и собирал ветки. Мэтт ставил лёгкий походный мангал, дожидаясь возвращения мальчика.
Брать угли он не стал, поэтому пришлось найти корягу побольше и разрубить её захваченным походным топориком, чтобы получившиеся куски можно было положить в мангал. Алексу, вернувшемуся с целой охапкой прутиков, было велено развести огонь в трёх метрах от палатки и следить, чтобы он не потух. Мальчик с задачей справился на ура, и Мэтту оставалось только наведаться в лес и принести веток побольше, чтобы хиленький костерок разросся и действительно начал давать тепло.
Когда стемнело, все приготовления были закончены: палатка стояла, костёр весело трещал, шашлыки тихо шипели над мангалом, источая аппетитный запах, накормленный Макс сидел поодаль, не проявляя никакого интереса к мясу, Алекс и Мэтт сидели у огня на притащенном из леса стволе дерева и пили горячий чай. Только что вскипевший котелок, окружённый облачками пара, стоял рядом с костром.
Спинам было прохладно, зато лица вспотели и раскраснелись — Мэтт постоянно подбрасывал веток в костёр, и он горел жарко, сильно, даже шумел в относительной лесной тишине.
Озеро плескалось в отдалении, где-то в чаще жутковато кричала птица, но Алексу было не страшно, совсем не страшно. Отставив чашку, Мэтт лениво перебирал пальцами струны гитары, бездумно глядя в огонь, а Алекс грелся, прижавшись к его тёплому боку.
Ему было уютно. Сейчас он готов был сказать, что Мэтт — лучший папа на свете. Самый весёлый и добрый. Паркер, и правда, сам удивлялся тому, как гладко и хорошо прошёл этот день. Следов раздражения, которое иногда вызывал у него не в меру болтливый Алекс, не было. Мэтт чувствовал только спокойствие, какую-то странную безмятежную радость и тепло.
— Знаешь, — задумчиво сказал он, продолжая тихо наигрывать, — я давно знаю это место. Последний раз я был здесь мальчишкой, лет десять назад. С отцом. Обычно мы ходили сюда втроём, но в тот раз Экси заболела и осталась дома. Мы вот так же сидели у костра и говорили. Он был добрый, мой старик. Весёлый, шумный. С ним никогда не было скучно. Всегда хотел быть таким же отцом, как он. Наверное, у меня плохо получается… чёрт, не знаю, чего это я вообще его вспомнил…
Алекс наклонил голову и уткнулся виском в мэттово плечо.
— У тебя получается. Я очень счастлив сейчас. Наверное, даже счастливее, чем в тот день, когда ты предложил мне опеку. Тогда было как-то по-другому: я… чуть с ума не сошёл. Радость была какая-то буйная, почти болезненная. А сейчас так тихо и спокойно. Так хорошо. Ты очень хороший папа, — Алекс секунду подумал и добавил: — Мне другого не надо.
— Я рад, что ты так считаешь. Надо же, вот не думал, что сумею… — Мэтт задумался, как сформулировать. — То есть, мне бы хотелось равняться на отца, но я знаю, что я просто другой и никогда бы не смог, как он. Но на самом деле, я выкладываюсь по максимуму в последние дни. Честно. Я виноват перед тобой, и я действительно хочу исправиться. Хочу, чтобы ты был счастлив.
— Я буду, — пообещал Алекс и, достав фотоаппарат из рюкзака, зачем-то сфотографировал огонь. — Красиво. Ты любишь петь?
— Не очень, — честно ответил Мэтт. — Хочешь спеть?
— Да. Можешь сыграть что-то из Битлз?
Мэтт кивнул и, пару секунд подумав, начал тихо наигрывать знакомый мотив. Сначала Алекс запел один — раньше Паркер никогда не слышал, как он поёт. Голос у мальчика был не выдающийся, но пел Алекс чисто и приятно, «из самой души», как принято говорить. На втором куплете Мэтт не выдержал и подхватил, заиграл чуть громче, и когда песня закончилась, пожалел о том, что присоединился так поздно. Алекс, будто прочитав его мысли, спросил:
— Давай ещё «Yesterday»?
Они до самой ночи сидели у костра, ели шашлыки, много говорили, перемежая разговоры песнями, пили лимонад, ходили в лес искать ветки, и Алекс пугался каждого шороха и треска. Когда время перевалило за полночь, Мэтт заметил, что мальчик клюёт носом и зевает, и отправил его спать, а сам ещё немного посидел у костра, почему-то снова думая об отце.