— Сэнди… Тут говно я сам, а не он. Я только когда уходил, понял, что мог бы с ним дружить. А вместо этого я… Ну, знаешь, как Хрюша в «Повелителе мух»? Сам изгой, а над Саймоном вместе со всеми смеётся.
— Ну, у Хрюши-то друг был.
Они говорили об этом часто. Мэтту, теперь влюбившемуся по уши, казалось невозможным, что Алекс может быть плох для дружбы. По его-то мнению Алекс как раз был во всём хорош: и весёлый, и общительный, много читает и фильмы смотрит — то есть, поговорить с ним уж точно есть о чём. Больше всего Мэтт переживал за его день рождения, который должен был быть ещё нескоро, причём переживал именно с точки зрения отца. Он прекрасно знал, что как любовник сделает всё, что нужно, чтобы день рождения прошёл на ура, сделает всё, чего Алекс захочет: свидание, свечи, даже цветы. Как его друг он знал, что после этого они отлично отметят день рождения с Маргарет, Экси и её семьёй. Но всё же он был Алексу и отцом и всё лето представлял себе, как они устроят праздник с друзьями из школы: воздушные шарики, громкая музыка, пицца и некрепкий алкоголь. Он бы даже не мешал им — ведь по представлениям алексовых одноклассников он был просто папашей — ушёл бы тихонько к себе, а молодёжь бы развлекалась.
Но оказалось, что бурной подростковой вечеринки не планируется — друзей у Алекса не было. И Мэтт переживал по этому поводу куда больше, чем сам Алекс. Он-то ведь помнил, как много в его жизни значил Лукас. А у Алекса не то что лучшего друга, у него и приятелей-то не было, и это казалось чем-то немыслимым. Как у симпатичного мальчишки, весёлого, общительного, может не быть друзей? Ну хотя бы одного?
Все попытки разговорить самого Алекса ничем не кончались: он повторял всегда одно и то же — я на них не похож, говорить не о чем — и вытянуть из него что-то другое было сложно. Сам он, кажется, совсем не переживал по поводу своего дня рождения. Он говорил, что всё, о чём он мечтал — семья — у него теперь появилось, и никаких друзей ему не надо.
— Но ты же не можешь общаться только со мной, — возражал Мэтт. — Мы с тобой хоть и близки, но разница-то в возрасте большая. Будем честными, интересы у нас с тобой не все общие. Есть ведь вещи, которыми ты хотел бы поделиться, но со мной не можешь?
— Есть, — честно отвечал Алекс. — Но я не прошу звёзд с неба. У меня не было ни семьи, ни друзей. А теперь есть семья, и я благодарен за это. Просить чего-то ещё было бы наглостью. Понимаешь? Я и так боюсь спугнуть собственное счастье и не смею просить чего-то большего.
— Не бойся, как ты можешь спугнуть то счастье, которое уже есть? — Мэтт прижимал его к себе, силясь прикосновениями, лаской отогнать все его страхи. — То, что у нас есть, мы уже не потеряем.
Мэтт не знал, как сильно ошибается.
***
К началу ноября погода испортилась окончательно. Стало холодно, тяжёлое небо полотном нависло над городом от края до края, солнце почти никогда не показывалось из-за серой пелены низких тёмных облаков.
Вместе с погодой подпортилось и настроение, но в целом Алекс и Мэтт смело могли сказать, что счастливы, как никогда. Потому что теперь, возвращаясь с промозглой улицы, они были не одни. Алекс не забивался под одеяло на узкой койке в комнате, полной других мальчишек. Мэтт не торчал дома в одиночестве. Слово «дом» стало теперь чем-то священным. Они торопились друг к другу, чтобы побыть вместе.
Конечно, порой они и ругались, иногда даже сильно, но всегда не проходило и нескольких часов, как они сталкивались в коридоре на пути друг к другу, чтобы извиниться. А порой перемирие происходило сразу же: Алекс быстро понял, что если сделать плаксивое лицо, заставить голос и губы дрожать, Мэтт быстро сдаёт позиции и бросается его утешать, и не всегда, но часто пользовался этим. Просто он не любил ругаться с Мэттом и старался правдами и неправдами помириться с ним как можно скорее.
Один раз они поругались на ночь глядя и до утра спали на разных краях постели, оба разобиженные и надутые, и Алекс, свернувшись клубочком, едва сдерживался от того, чтобы переползти к Мэтту и извиниться, хотя изначально виноват был Мэтт. Это уже потом, когда они оба разозлились и наговорили друг другу гадостей, Алекс тоже больно его задел, но всё равно изначально виноват был вовсе не он. А может быть, даже и не Мэтт, а его гадский характер.
Перемирие произошло спонтанно: Мэтт последовал за ним в ванную и, не сказав ни слова, трахал на весу, прижимая спиной к стене. Извинялись они друг перед другом уже после, за завтраком.