К началу лета Церебро наконец готов. И он прекрасен. Даже просто внешне. Первый прототип действительно заставлял чувствовать себя немного подопытной крысой, на которую нацепили связку электродов и вот-вот начнут бить током. С новым я чувствую себя словно на острие клинка. И это ощущение только усиливается, когда я пробую его в деле. Хэнк был прав, когда говорил, что может подстроить его под меня.Теперь при подключении к Церебро мне не нужно справляться с ним — он, как привычное и удобное кресло или как идеально сидящий костюм, обволакивает меня с первого мгновения контакта и предоставляет всю свою мощь в моё полное распоряжение. Кроме того, после нескольких проб я обнаруживаю, что при таком внешнем строении — большом, пустом и тёмном зале — мне не обязательно удерживать вспыхивающие образы в голове, а достаточно просто и удобно проецировать их прямо поверх реальности. Вначале я воспринимаю это просто как небольшое удобство для себя, но вскоре мне в голову приходит идея, и я впервые показываю Хэнку, как работа его творения выглядит моими глазами. Он очарован почти до детского восторга, после сеанса его глаза горят, и я понимаю, что теперь, когда он увидел всё с этой стороны, Церебро могут ждать новые доработки. Безусловно, к лучшему.
Но тут обнаруживается новая проблема. Хотя работа с Церебро идёт прекрасно, я нахожу так много новых мутантов, что начинаю перебирать и оставлять для будущих визитов только тех, кто кажется мне наиболее подходящим. Но на самих визитах дело останавливается намертво, я отчётливо понимаю, что просто не готов к ним. Я не знаю, как мне к ним прийти, что говорить, и я совершенно не представляю, как буду делать это один. Я никогда не выезжал к новым мутантам один.
Однажды я всё-таки пытаюсь. Хэнк отвозит меня по нужному адресу и терпеливо, не торопя, ждёт, пока я, тяжело дыша, собираюсь с мыслями на заднем сиденье. Проходит достаточно много времени, когда он, наконец, подаёт голос:
— Может, мне стоит пойти с вами, профессор?
Нет. Нет-нет, я не могу даже мысленно поставить Хэнка на это место. Я вообще никого не могу туда поставить, я уже думал на эту тему. Я стискиваю зубы и, простонав что-то невнятно-матерное, говорю:
— Прости, Хэнк… Поехали домой.
Оставляя несказанным: «Спасибо, что не задаёшь вопросов».
Дома я как к спасительному источнику снова бросаюсь к Церебро, потому что работа с ним даёт мне успокоение. И иллюзию, что я что-то делаю. Хотя на самом деле это лишь замкнутый круг.
Но случай сдвигает дело с мёртвой точки. Однажды, маясь бессонницей, я спускаюсь в Церебро глубокой ночью. И хотя понятно, что сейчас от этого вряд ли будет много пользы, порядочные мутанты ночью спят, а копаться в чужих снах меня никогда не привлекало, но мне скорее нужно отвлечься и, может быть, немного устать, чтобы уснуть.
Какое-то время я неспешно качаюсь на волнах чужих чувств, но потом что-то привлекает моё внимание, и я ныряю глубже.
Девочка-подросток. Почти совсем ещё ребёнок. Мутант. Перепуганная — её страх бьётся мне в висок — отчаявшаяся, потерянная. Я коротко выдыхаю и вглядываюсь дальше, пытаясь разобраться, в чём дело. Сбежала из дома? Одна, ночью, на незнакомых улицах? Голодная, попыталась стащить что-то в магазине, но была поймана за руку. Вырвалась, видимо, применив свои способности, и теперь в отчаянии мечется по переулкам, ожидая окрика полицейского или чего похуже. Я, не задумываясь, тянусь к ней, чтобы успокоить.
~ Не бойся. Всё хорошо. Я могу помочь.
Вспышка страха, вызванная чужим голосом в её голове, вышибает меня вон. Чёрт, я идиот. На таком расстоянии я могу с ней говорить, но едва ли смогу успокоить. К тому же, её страх и, вероятно, не только он, а ещё какие-то способности, мешают мне снова зацепиться за её сознание. Я, путаясь и ругаясь, стягиваю шлем Церебро и, не раздумывая ни секунды, бужу Хэнка.
Он ничего не понимает спросонья, но без возражений подгоняет машину и помогает мне в неё влезть. Ехать довольно долго, и единственное, о чём я могу думать — насколько далеко девочка может уйти за это время от места, которое я запомнил.
Когда мы подъезжаем, я прошу Хэнка не спеша поколесить по ближайшим улицам, а сам прикладываю пальцы к виску и полностью отключаюсь от реальности, то пытаясь нащупать её сознание, то без зазрения совести тормоша разум поздних прохожих, надеясь выудить из него нужный образ. Но её никто не видел.