Наконец он нерешительно взглянул сквозь ресницы. Леди Икумацу сидела на коленях в сейдза, всего в нескольких футах от него, и выглядела задумчивой.
– Дорогой Кидо-сан сказал, что он собирается использовать имя Баттосая.
– О… – Кеншин застыл с открытым от удивления ртом. – Эээ… – Что? Это вовсе не то, что он предполагал. Он сухо сглотнул, изо всех сил стараясь собраться с мыслями, но в конце концов не смог выдать никакого содержательного ответа и просто кивнул.
Леди Икумацу улыбнулась.
– Вы определенно не то, что я ожидала! Но да, теперь я понимаю, что имел в виду дорогой Кидо-сан. – Она снова улыбнулась, в любопытстве склонив голову. Ее взгляд смягчился, но одновременно стал более внимательным. – Известность сложная вещь, Химура-сан. Думали ли вы о том, что для вас изменится, если ваше лицо станет известным?
– Да. – Кеншин сузил глаза.
– Хммм, может, и понимаете. – Леди Икумацу бросила на него острый взгляд. – Итак, вы осознаете, что скоро не сможете выйти на улицу, не опасаясь узнавания, и не сможете встречаться с новыми людьми и общаться с ними несмотря на предвзятое мнение о вас?
Она говорила правильные вещи, но Кеншин осознавал последствия. Он не глупец. Но дело в том, что на него всегда смотрели… и теперь это не вопрос для него.
Может, выражение его лица отразило его мысли, потому что она не стала ждать его ответа, прежде чем продолжить.
– Понятно. – Она нахмурилась. – Если схема, которую предлагает дорогой Кидо-сан, воплотится в жизнь, то Ишин Шиши постарается распространить слово о хитокири Баттосае далеко и широко. Это будут знать не только люди в столице, истории распространятся в провинциях, в сельскую местность, чтобы набрать людей, желающих бороться за общее дело. Каждый будет иметь возможность услышать о Баттосае. Что с ним будет позже, если известно, что у него есть особенности, которые невозможно скрыть?
Она говорила правильно, но…
Кеншин закрыл глаза и сжал руки в хакама. Глубоко дыша, он постарался собрать всю свою решимость.
– Сей недостойный знает обо всем об этом. Все это правда. Однако если внешний вид этого недостойного будет легко узнаваем, то, возможно, противники воспользуются шансом убежать.
– Итак, чтобы избежать ненужных смертей… это достойная мысль, – допустила леди Икумацу. – Но станет ли самурай отказываться от борьбы, превратившись в труса?
– Если угроза будет ясной, если сопротивление безнадежно… сей недостойный хотел бы, чтобы была такая возможность, – прошептал Кеншин.
– Химура-сан, – нахмурилась леди Икумацу, – вы понимаете, что большинство отрядов Бакуфу карают трусов смертью?
Эти слова ударили его глубоко, руша все его слабые надежды. Его глаза распахнулись от осознания. Он же слышал о таком приказе среди Шинсенгуми. Но что если этот отряд не единственный? Что тогда? Не были ли его неуверенные надежды несбыточной мечтой?
Нет.
Кеншин стиснул зубы и медленно выдохнул. Нет, это не невозможно. Он видел, как самые бесстрашные ронины бежали от его Мастера. Даже если большинство мечников в Киото самураи, а не бесхозные ронины, потерявшие честь… они просто люди. Когда они столкнутся с истинным ужасом, то все побегут, и никакое наказание их не остановит. В конце концов, они не обязаны возвращаться, они могут выбрать спасение и сбежать из Киото насовсем.
Да, даже ради такой маленькой надежды… я сделаю это. Не имеет значения, насколько трудными и хлопотными для него будут последствия, потому что…
– Даже если будет сохранена одна жизнь, этого достаточно.
Мертвая тишина была ему ответом. Затем, после некоторого молчания, леди Икумацу почтительно склонила голову.
– Тогда я попрошу дорогого Кидо-сана позволить это. Вы решили, и этого достаточно. А теперь… вы выглядите усталым, и я слышала, что вы недавно потеряли свою жену.
Кеншин посмотрел в сторону. Он не хотел говорить об этом. Томоэ и все его воспоминания должны быть вместе. Они только его. Она не может подглядывать.
– Пожалуйста, Химура-сан. Горе делает ужасные вещи с людьми. Не стоит нести эту боль в одиночку, – успокаивающе бормотала леди Икумацу. – Возможно, если вы расскажете, вашему сердцу станет легче?
Гнев вспыхнул внутри него. Почему она настаивает? Почему не понимает намеков? Кеншин стиснул зубы, вдруг придя в ярость. Кровавый горячий гнев, тот же самый, что толкнул его в порочное безумие против Яминобу, зашевелился внутри. Его ки вспыхнула и начала расти, становясь такой острой, что могла повредить татами и хрупкие бумажные стены…
Нет!
Нет, я не могу!
Леди Икумацу это дама Кацуры-сана. Он не мог наброситься на нее… так что Кеншин стиснул руки в хакама с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и попытался сдержать дыхание, только для того, чтобы прогнать свой гнев.
Да, вот так.
Вдох и выдох, вдох и выдох.