Тихие яблони. Вновь обретенная русская проза

А у Ариши на антресолях и внизу началось шитье: и швейки обычные, и монашки шили и тачали. Монашки даже ночевали на антресолях, куда из мужчин никто не заходил. Шили с утра до вечера. Шила и сама Ариша: она позднее всех засиживалась за шитьем: все спят, а она еще при свече одна работу дошивала.

Пришел день сговора. С раннего утра начала Ариша оделять всех подарками: сначала оделила всех малых – вышли от нее русоголовые Паши, Маши и Даши в новых полушалках, со счастливыми лицами, потом самых старых: тем, которые могли прийти к ней, она ласково передавала подарки из рук, а другим, которые между черной и белой материей колебались, послала с верными людьми; потом оделили прислугу, приказчиков, мальчиков – и почти каждому давала и для него, и для какой-нибудь деревенской «крестницы» или «бабушки», – и за это-то горячей всего говорили Арише спасибо и желали счастья. Много счастья насулили ей в этот день. Няне Ариша последней сама на плечи накинула шаль с крупными бобами, и старушка заплакала под этой шалью, такой длинной, такой широкой, что в нее можно было бы всю няню закутать и завернуть, как сверток. А когда стали сходиться и съезжаться на сговор девицы и барышни, родственницы, соседки и подруги, Ариша всех наделила подарками – и всем угодила. На любимую свою подругу, Клавдиньку, она примерила даже свое собственное сговорное голубое платье: хотела со стороны на себя посмотреть, хорошо ли сидеть на самой будет, и вышло, что платье будто на Клавдиньку было сшито, и к лицу, и по росту, правда, она одноростка была с Аришей.

В прадедовском доме была зала с белыми, под мрамор, стенами. С потолка спускалась люстра из винограду светлой бронзы, а на усиках винограду блестели росинки – стеклярус граненый; такие же настенники были на стенах, попарно в каждом простенке. Люстру зажгли и настенники. Народ стал съезжаться; первыми бедные родственницы и старшие приказчики появились. В это время Клавдинька прибежала к Анне Павловне с антресолей вместе с другими девицами и сообщила, что Ариша их всех прогнала сверху, что голубое сговорное платье в тонких блондах и с перламутровыми пуговицами совсем готово и расправлено на постели – только надеть, они все и хотели было помогать Арише в надевании, а она поблагодарила их, перецеловала всех, но сказала, что сама оденется, сама соберется и выйдет прямо к гостям и к жениху в залу. «Я, – говорит, – не замедлю. А Петра Семеновича в окно увижу, как пойдет». А сама грустит, видимо, и грусть до слез.

В это как раз время прадед вошел к прабабушке про невесту спросить, все ли готово у ней, так как уж подходило время к женихову приезду. Прабабушка передала ему Аришино желанье, он внимательно выслушал и спросил:

– А по вашему, по бабьему закону, по старинному, нужно непременно, чтоб девки одевали на сговор?

– Сговор – не к венцу готовить: там беспременно нужно, чтоб невесту с песнями, с обрядом обряжали, – сказала прабабушка.

– Ну, и не тревожьте ее.

Девушки вышли, а прадед прибавил:

– Лишнюю слезу наедине легче ей сбыть, чем при людях. Пусть ее одна. Не мешайте.

Он пошел встречать гостей, в новом сюртуке, с золотой медалью на красной ленте на шее. Все собрались в зале. На столе, посреди залы, накрытом камчатною белою скатертью, поставлены были подносы с бокалами – поздравить нареченных. В столовой накрыт был длинный обеденный стол. Из прихожей позволено было смотреть на сговор прислуге и мальчикам.

Приехали Семипаловы хлыновские и подарки привезли в ясеневых футлярах. К важным гостям прадед выходил на парадное и встречал на средине лестницы, иных приветствовал в прихожей, а других – в дверях залы, но всем кланялся с радушием. Жених приехал с двоюродным братом Семипаловым, статный, высокий, в сюртуке тончайшего черного сукна, в галстуке булавка с круглым бриллиантом в каленый орех; важно поклонился на все стороны – ни коротко, ни низко, а в самую меру, а родителям невесты ниже, – и сразу же всем ясно стало: жених по невесте, невеста по жениху; молодец: румян, высок, статен, весел, обходителен, – и все повеселели: на молодца весело было смотреть. Занял он свое, женихово, место, возле своих родных, справа от образа Спаса Нерукотворного, и все: жених, родители под образами, родственники, гости по стенкам залы, молодцовские и прислуга из передней – весело стали невесты ждать, и все разговоры, даже шепотные, все смолкли. Все ждали невесты.