Пароход выбежал на водяной простор, и передо мной впервые открылась картина озера-моря. Впереди и справа от парохода разливалось безбрежное пространство. На краю горизонта небо нагнулось до воды и как бы прильнуло для того, чтобы напиться. Слева же и позади были видны берега, покрытые сплошным лесом. И до самого Валаама оставалась та же картина – лишь сзади Шлиссельбург, берега исчезли из виду, – и с трех сторон мы видели только одну воду. Время было очень тихое, по озеру бежали только небольшие волны – по-морскому «рябь», – то обгоняя друг друга, то сливаясь в один гребень, то снова шаловливо разбегаясь. Такая чудная погода бывает на озере не всегда. Ближе к осени, да и летом не редкость, на нем поднимаются сильные ветры, а иногда расходятся и страшные бури. А качка-то почти обычное явление. Но все это случается к осени, а мы ехали в мае. Зато у нас было другое, хотя и очень маленькое неудобство. Из Санкт-Петербурга мы выехали в жаркую погоду, но на озере было еще очень холодно. Дело в том, что там долго не тает лед, – вследствие глубины вода нагревается плохо северным солнышком. И тут-то мы узнали пословицу – «жар костей не ломит», – теплые шинели-то вот как пригодились бы. А один студент – кажется, технолог, вероятно, несостоятельный, – ехал на Валаам в одной лишь тужурке. Можно было полагать, как было ему холодно! Впрочем, нужда мучит, но и учит; около дымовой железной трубы огромного размера стоял деревянный диван; от трубы сильно несло пеплом, но и грело; студент и лег на этот диван, и не раз сладко засыпал.
…Налюбовавшись «вдосталь» видом Ладожского озера, мы взяли книжки. У меня было «Доб-ротолюбие». Читали вслух кое-что. Поэтому на палубе – все на верхней пока, – образовалась вокруг нас группа. Когда мы перестали читать, один из слушателей попросил у меня книгу и убежал с ней вниз.
За ним вскоре последовал и я. На нижних палубах большей частью были простачки: крестьяне, мещане, мастеровые, немного купцов; преобладали мужчины – женщин было немного, – и то все более постоянные богомолки.
Коневский монастырь. Фото В. Муратова
Между прочим, после внимательного наблюдения меня поразило следующее обстоятельство.
Почти половина из пассажиров либо сизым носом, либо краснотой лица, либо истрепанной кожей и синяками под глазами, или проще запахом, выдавали свое неравнодушное отношение к патриотической влаге. Я невольно задал себе вопрос: пьянство и богомолье? Где тут связь? Думаю, уж не на заработки ли куда едут? В недоумении обращаюсь с вопросом к одному трезвому молодому парню с симпатичным открытым лицом.
– Почему это пьяных много или спившихся?
– Да они на Валаам едут тоже.
Видно, я сделал глупо-недоумевающую физиономию, ибо собеседник улыбнулся моей неопытности, а потом пояснил:
– Это постоянно здесь. Кто пропимшись, кто заблудимши, – не осилят себя дома-то; ну и едут на Валаам выдерживаться. А там у них уж строго. Поживет эдак с недельку, закрепнет и опять за работу. Я тоже вот везу одного знакомого сапожника: совсем спился с кругу. Жена его и попросила меня захватить с собой; дала ему на дорогу бутылку, другую обещала отдать мне. Он поверил. Выпил дорогой свою бутылку, стал приставать ко мне; а жена-то лишь успокаивала его, обманывала, чтобы он согласился ехать. Я ему так и сказал. Уж он ее! Уж он ее! Говорит: убью, приеду. Пошумит, перестанет. Проспится.
Собеседник указал мне на своего протеже. Сапожник, оказывается, как запьянствовал в рабочем фартуке и в грязной рубахе, так в этом костюме и ехал «выдерживаться». После на Валааме я видел его совершенно здоровым, с осмысленным взором, спокойным лицом и все в том же рабочем фартуке.
…А пароход бежит и бежит. Картина все та же; только изредка попадается встречный пароход, или где-нибудь вдали сбоку покажутся паруса и потом постепенно скрываются за выпуклостью воды.
Солнышко начало уже склоняться книзу. Мы напились чаю, – хорошо хоть свой захватили с сахаром. Публике уже начала ожидать остров.
В самом деле, скоро на горизонте впереди парохода показалась синяя полоска. Она все росла и росла, затем начали показываться определенные очертания берегов. Перед нами всплыл Ко-невец. Было около восьми часов. Пароход плавно обогнул мель и подошел к пристани. Публика должна была вся уйти на берег и переночевать в монастырских гостиницах. Только один «первоклассник» остался в своей каюте на пароходе, который почти тотчас же ушел на стоянку куда-то к берегу материка, лежавшего верстах в семи от острова.