Времени было около семи часов. Спать было еще рано. Кто-то из нас предложил покататься на лодке. Спросили благословения у «хозяина», отца И. и отца Никиты, – те согласились, хозяин снабдил нас даже биноклем. И мы вчетвером, два студента и два послушника, побежали по горе к лодке.
Еще во время всенощной мое внимание привлек брат В., поэтому теперь я старался сблизиться с ним. И еще раз убедился, что есть праведники на Земле, что из-за них Господь не карает грешный и развратный Содом.
Сын портного из Вятской губернии, он после смерти своего отца направил свой путь, куда влекло его чистое, еще отроческое сердце: пришел на Валаам, а его сестра поселилась где-то в другом монастыре.
И вот уже несколько лет он подвизается здесь в послушниках. Последнее время он живет под руководством отца Никиты; и как же он ценит его! как любит своего «старца» – авву! Строгость в пище, одиночество, – все это ничто перед духовным водительством аввы.
– Боюсь только, – говорит брат В., – ну-ка он скоро помрет?! Что тогда буду делать?
– Воля Господня, – говорю я.
– Так, конечно. Но только уж старцев-то хороших ныне мало, – с грустью продолжает брат В., – светильников духовных трудно отыскать!
– Еще поживет отец Никита-то, Бог даст, – успокаиваю я его. – Он еще ничего, крепок на вид-то.
И столько было любви в речах брата В., столько было в нем кротости и смирения, готовности служить всем и каждому. Всем он старался уступить, если только это было нужно и можно.
Но когда дело касалось чего-то важного, то он скромно и в то же время решительно заявлял о своем мнении.
Особенно ярко отражалось все это на его ясном лице и глазах. Каждая черточка в нем говорила вам, что он весь – услуга, весь – внимание, весь – желание уступить. И вспоминаешь слова Премудрого: не в седине лишь мудрость и не числом лет она исчисляется.
Мне и на другой день и потом еще раза два приходилось с ним беседовать, – и это чудное впечатление лишь более укреплялось. После я заметил, что у него есть ахиллесова пята, это – способность раздражаться; но он против нее-то и борется, напрягая свои силы, налагая печать молчания на уста, когда это нужно, и верно, думаю я, молясь в это время.
Часовня Валаамского монастыря. Фото И. Борсученко
За три встречи с ним мы о многом переговорили. Между прочим, я как-то спрашиваю его:
– У Немировича-Данченко в его «Крестьянском царстве» я прочитал, что будто на Валааме – два течения, борющихся между собой: одно созерцательное, другое – практическое; и будто последнее начинает брать верх; схимничество будто не в моде уж?
Он немного подумал и сказал:
– Конечно, есть и такие, то есть практические, как вы сказали. Но только они не имеют собственно силы-то, – это все больше среди молодых монахов, которые не совсем отвыкли от мира. А «старцы» все, конечно, правильного образа мыслей. И схимничество у нас в почете, это считается идеалом для всякого. Но, конечно, ведь нельзя же, вы сами понимаете, чтобы все сразу сделались аскетами, созерцателями; эта пища не всем по зубам, тверда еще для нас, моло-дых-то. Поэтому большинство иноков благословлены заниматься работой; а потом постепенно их освобождают от трудов для молитвы; наконец, некоторые надевают и схиму. Я не замечаю, чтобы была борьба двух течений. Бывают, правда, случаи, но это уж отступление.
Впоследствии я и сам убедился в правоте его взгляда, в ясности светлого и здравого ума.
Такое внутреннее богатство это плод долгого подвига и чистого сердца, а также и святоотеческих знаний, которых у брата В. уже много. На полке я видел у него, между прочим, такого глубочайшего православного мистика, как святой Симеон Новый Богослов, и других.
Итак, мы у лодки. Наступил уж вечер, но северные зори – светлые. Мы отправились вокруг острова Иоанна Предтечи. На воде было тихо, но гладкие «волнышки», по выражению одного из нас, как в люльке качали лодку. Где-то послышалось частое пыхтение парохода; мы стали смотреть в бинокль и, наконец, едва разглядели его, к удивлению нашему верстах в десяти-двенадцати от нас: было очень тихо, звуки далеко неслись по гладкой поверхности.
Обогнув свой остров, мы пристали к другому – Порфирьевскому. Так называется он потому, что здесь некогда жил инок Порфирий. Как-то ему захотелось идти в монастырь, а отец игумен раньше еще не благословил его на это, потому что вода покрылась тонким льдом.
Инок не послушался и скрылся в водной гробнице. Поучительная история иноческого непослушания.
Симеон Новый Богослов
Вытащив лодку на берег, мы побежали вверх.
Гора была очень крута; мы запыхались страшно.
На самом верху остановились. Весь остров был покрыт девственным лесом. Внизу под деревьями было уже темно, но бояться было некого.