Тихий солдат

– Ишь ты! – запальчиво воскликнул шофер, – Обратно, стало быть… А чего там сели? Давай один ко мне… Скучно же!

– Поехали! – зло буркнул рязанец.

Сквозь лопнувшее заднее стекло кабины шофер вдруг испуганно взглянул на Павла, даже как будто бы с мгновенной грустью в глазах. Ему-то еще не приходилось таких возить. Правда, в его короткой жизни уже случалась беда – убивали тех, у кого он только что прикуривал, и тех, кто не дочитал письма из дома или не дописал ответа, или не доел пайка, не закончил фразы, даже не сменил веселой улыбки на крайнее удивление. На то и война! Но чтобы вот так – живой, сильный, похожий на всех вокруг, даже на него самого, и вдруг через час или два – мертвый, такого еще не бывало! А главное, знаешь ведь это заранее! Вот, что страшно! Справедливо ли, нет ли, не известно, но то, что страшно – точно! Не невидимый, безжалостный враг, не осколок и не пуля, пущенная с другого конца поля, убивала солдата, а стреляли его из винтовки или нагана с беспощадностью, какая присуща только своим.

– Ага! – сказал сам себе очень тихо вдруг погрустневший водитель, – Ясное дело.

Ехали на удивление долго, одна из улиц была перегорожена дымными, зловонными самоходными артиллерийскими расчетами, да еще разворочена ими так, что по ней даже на грузовике было не проехать. Пришлось объезжать, а там встретились два спаренных патруля. Остановили машину, долго проверяли документы, какой-то младший лейтенант, белобрысый, сероглазый, с широким носом, заглянул в кузов, строго посмотрел на Павла.

– Дезертир? – почему-то сразу догадался он, или же это действительно было написано в предписании, которое дал ему рязанец, – Везите гада!

Это Павла больно обожгло. Ему захотелось объяснить младшему лейтенанту, что никакой он не дезертир и не предатель, что это глупая ошибка…или даже преступление, но высокий солдат тяжело вздохнул рядом, и Павлу почудилось, что ему достаточно и этого понимания. Опять стало спокойнее на душе. Хотя из головы уже вообще не шла Маша, которая теперь никогда не дождется от него письма. И себя было жаль, и ее.

Павла втолкнули в подвал знакомого уже панского имения и заперли дверь. Здесь когда-то был винный погреб. От него остался лишь терпкий запах перебродившего вина, да мелкие, побуревшие щепки от разбитых бочек. Ободы, на всякий случай, кто-то заранее вынес, чтобы они не стали оружием в руках арестантов. Кормить теперь, конечно, не собирались. Зачем переводить паек? Не успеет перевариться, как расстреляют. Еда для жизни, а не для смерти.

Павел не знал, что высокий худой солдат сразу кинулся в коридор, в котором был кабинет полковника Ставинского.

Он толкнул дверь, без положенного доклада, в горячке, и тут же растерянно остановился перед столом, за которым сидел и что-то писал мелким, ровным почерком полковник. Матово поблескивала на свету его лысеющая голова.

Ставинский недовольно вскинул брови:

– Что такое?

– Товарищ полковник! – запинаясь от того, что перехватило горло и от того, что вдруг стало очень страшно, вскрикнул солдат, – Я насчет старшего сержанта Тарасова…

– Что! Что! – полковник напряженно выпрямился, отбросил в сторону немецкую перьевую ручку.

– Я в том смысле …, я его только что в трибунал возил…

– И что? – Ставинский был сильно раздражен.

– Расстрел ему. Приговор. Без обжалования, товарищ полковник.

– Ну и что надо-то!

– Он не виновен. А его сегодня же расстреляют!

Полковник Ставинский поднялся, медленно обошел стол и вплотную приблизился к высокому худому солдату. Он смотрел на него снизу вверх очень внимательно, о чем-то с внутренним усилием думая и пытаясь из-за всех сил сдержать себя.

– Ты кто такой?

– Рядовой…

– Неважно, – вдруг остановил его полковник, – Почему ты думаешь, солдат, что Тарасов не виноват?

– Не могу знать, товарищ полковник… Чувствую…, логика… Он правду говорит. А его расстрелять хотят.

– Логика, говоришь? – полковник медленно отошел в сторону и вдруг оседлал скрипучий венский стул, бережно положив руки на его тонкую, изогнутую спинку в виде изящных прутьев, – Ты философ, солдат?

– Никак нет, физик. Я добровольцем…, на фронт…, аспирант.

– Откуда будешь, аспирант?

– Ленинградец, – солдат, торопясь сюда, надеялся именно на этот вопрос, потому что слышал, что полковник тоже из Ленинграда, а это давало самую большую, если даже не единственную, надежду.

Полковник вдруг резко поднялся, откинул закачавшийся легкий стул и вновь близко подошел к рядовому.

– Да ну! Где же ты жил?

– На проспекте Стачек…у Путиловского …

– Вон оно что! Остался кто-нибудь в городе?

Солдат отрицательно покачал головой, нервно сорвав с лица очки и стал усиленно тереть их пальцами.

– Ну-ну! Брось это! Мужик же! – полковник неожиданно обхватил его руку с очками и легко потряс.

– Да нет! Я уже привык… Товарищ полковник, вот Тарасов…