– Образования не хватает, товарищ старший сержант! – невесело усмехнулась Маша, – Начальство подмахнуло приказ не глядя. Я забрала документы из твоего кадрового отделения…, как будто на переподготовку…, и тут же внесла тебя в общий приказ. Ты уволен со вчерашнего дня, Паша. Твоему командованию отправлено срочное уведомление. Я звонила им. Сначала кто-то там начал орать… Дескать, это не наше дело и всё прочее! Но я им зачитала приказ по ведомству и они успокоились. Сдашь все, что тебе полагалось, подпишешь у них еще какие-то бумажки и всё. За день обернешься.
Она устало провела руками по лицу, без сил опустилась на стул:
– Уезжай, Паша! Домой…на Тамбовщину. Встанешь там на воинский учет…, в военном билете все сказано – снят со спецучета… Ты только не задерживайся…, а то накажут… Это ж как дезертирство …
Павел невесело кивнул несколько раз головой, медленно обошел стол и прижал обеими руками Машину голову к себе. Она обхватила его руками и тихо, беззвучно зарыдала. И вдруг торопливо зашептала, точно пытаясь заговорить слезы:
– Ты в общежитие зайди…, забери вещи…, у тебя там немного… На вахте скажи…скажи…на учебу, мол, уезжаешь… Освобождаешь, мол, площадь…временно. К ним приказ только через три дня придет, не раньше… Да и то в ХОЗУ…, а этим все равно. А ты уезжай! Домой, Паш…, домой! Потом устроишься…, может, в Сибирь поедешь… Там народу сейчас много…, затеряешься… А я тут присмотрюсь пока, …что к чему…, ты напиши…, без обратного адреса, я отвечу…на почту… «до востребования». А то сам знаешь,…прицепятся… Возьми фибровый чемодан, он под кроватью лежит…, там у меня кое-какие вещи, так ты их вынь… Уезжай, Пашенька, уезжай скорее! У нас говорят…, будто какой-то офицер упал в уборной, в полку…, то ли умер, то ли нет…
– Умер! Я сам…, я видел… Умер!
– Вот…, завтра иди к своим, сдавай пропуск, …все, что потребуют, и сразу уезжай. Авось, обойдется… Может и вправду решат, что он сам упал… Бывает же такое…! Да? Пол скользкий…, ну и …не удержался…
Павел присел на корточки, обхватил Машино лицо ладонями и нежно заглянул в покрасневшие, мокрые глаза. Он сжал руками ее щеки так, что губы смешно, бантиком выдавились вперед.
– Как же я без тебя, Машка? Как ты без меня? Я ведь люблю тебя…, слышишь…, никогда не говорил, а сейчас говорю… Люблю! Ты прости меня…, столько боли я тебе принес, столько понаделал! А ты все терпела, терпела, бедная моя…! Ждала ведь, надеялась…, а я дундук деревянный!
Маша громко всхлипнула и слезы, наконец, безудержно брызнули у нее из глаз. Павел стал целовать ее лицо, показавшееся ему беспомощным, как у горько обиженной девчушки. Он подумал, что служба совсем не закалила ее, не ожесточила, и это было не столько удивительно, сколько тревожно, потому что вновь выделило ее из общего числа серых и сухих людей, с которыми и она, и он всю свою жизнь имели дело. А выделяться среди них, порой, даже смертельно опасно.
– Спасибо, Пашенька! Спасибо! – шептала Маша и глотала слезы, – Это ты такой…,это я все из-за тебя… Как увидела тогда…впервые…, так у меня сердце ёкнуло… Как у зайца… Со страха! Стоишь большой такой, без шинели… Ты и теперь, Пашенька, шинель не забудь. У тебя в общежитии две… Старую отдай вахтеру…, чтоб не болтал лишнего… Зачем тебе две? А новую забери… Кто его знает, что там дальше станется… О, господи! Да за что же это всё! В чем мы-то провинились? Перед кем?!
Павел вновь стал порывисто целовать ее в губы, в щеки, в подбородок, слизывать солоноватые слезы и вдруг понял, что и сам плачет.
Они рывком поднялись – он с колен, она со стула, и Павел, как это бывало раньше, подхватил ее на руки и, сбивая стулья, шагнул к кровати.
Они прощались с горькой нежностью, словно страстно вписывали в свои судьбы последние общие строчки.
Часть четвертая
Возвращение
1948 – 1965 гг.
1. Новая жизнь
Павел уже на следующий день сдал пропуск, оружие, форму и разные бумажные инструкции дежурному по полку старшему лейтенанту Криволапову. Тот долго, придирчиво проверял всё, внюхивался, всматривался, сокрушенно качал головой.
– Странно все это, Тарасов, – недоверчиво вздохнул Криволапов, – Служил, служил…, уважали тебя…, сам товарищ Сталин знал…, слыхали мы… Слыхали! И вдруг раз и уволился!
– Никак нет, товарищ старший лейтенант, – как можно спокойнее ответил Павел, стараясь не отводить в сторону взгляда, – Не лично уволился, а приказом из Главного управления кадров. Образования, говорят, не хватает… Да и беспартийный я…пока что. Сами понимаете…
– Оно-то так…, – продолжал вздыхать старший лейтенант, – Но другие учатся, а ты что же? Фронтовик и все такое… И в партию мог вступить, опять же… В войсковой разведке ведь служил… Ведь служил?
– Так точно, служил.
– Награды имеешь, Тарасов, а за партой посидеть не можешь. Не пойму я… Вроде, не ленивый, не глупый… Такое место…, как твое…, одно на миллион!
– Виноват, товарищ старший лейтенант! Не успел я… Вот и уволили.
– Тут у нас слыхал, что было на днях? – вдруг спросил Криволапов и пристально посмотрел Павлу в глаза.