Тихий тиран

Елена покрылась испариной. Казалось, кто-то взял и окунул ее в чан липкой холодной жидкости. Когда-то она видела, как оживляли человека, но одно дело — видеть и совсем иное — делать самому.

Елена мельком взглянула на часы.

«Господи, за что мне такое испытание?!»

Нужно было начинать двигаться, что-нибудь делать, ибо секундная стрелка неумолимо убегала вперед; в распоряжении Елены было уже на полминуты меньше…

Слух машинально отметил, что кто-то вошел в палату.

Она прижалась губами к мертвым губам, начала вдувать воздух в его легкие, чувствуя, как ее горячая щека согревает уже начавшее холодеть лицо Манукянца.

А тем временем по коридору мчалась дежурная сестра: уже стало известно, что сейчас происходит в шестнадцатой палате мужского отделения института. Шла вторая минута…

Елена знала, что подвергается серьезной опасности — судорогам, потере сознания. Они могли наступить в результате собственной гипервентиляции. У нее уже звенело в ушах и вялыми стали руки.

Нужен был, обязательно нужен был второй, кто сменил бы ее.

И тут в палату вбежала Тамара Крупина, кинулась на колени рядом с Богоявленской, крикнув спешившей следом медсестре:

— Откройте окна! Шире!.. Пошлите за профессором!

Помогая Елене, Крупина начала ритмично и сильно сдавливать грудь Манукянца… Кончалась вторая минута.

Иногда Крупина бросала взгляд на Елену:

— Тяжело, да?.. Знаю, знаю… Хорошо, Лена, хорошо… Держись!

Та лишь кивала, не переставая вдувать воздух.

Торопливо вошел Кулагин, скороговоркой приказал всем посторонним немедленно покинуть палату; присел на корточки, успокаивающе произнес:

— Не спешите, Елена Васильевна… Все идет как надо. Молодчина! — Голос против воли выдал волнение. — Зрачки сузились… Отлично… Так… так… Еще немного. Пульс начал прощупываться… Дыхание… Есть дыхание!

— Жив! — издав какой-то хлюпающий звук, навзничь упала Елена. И неожиданно засмеялась, хрипло, гортанно, со слезами…

Она не помнила потом, как вышла из палаты — без посторонней помощи или с помощью кого-то; к ней обращались, но она ничего не соображала и не слышала. Ей казалось, что кто-то непрерывно колотит ее по голове тяжелой тугой подушкой.

Лишь одно она увидела ясно — кислородные баллоны, аппаратуру, нужную для реанимации: привезли наконец все то, что она заменила собой.

…Войдя в кабинет, Кулагин сразу же позвонил Фатееву:

— Виктор Дмитриевич, я полагаю, есть смысл провести небольшое совещание по поводу реанимации Манукянца…

— Как, прямо сейчас?

— А почему бы и нет? — вопросом на вопрос ответил Кулагин. — По институту могут поползти всякие вздорные слухи… Их целесообразно пресечь на корню. Я бы не прочь, чтобы на нашем совещании присутствовали представители местной прессы. Вы сможете пригласить?.. Случай поучительный!

— Постараюсь, — неуверенно произнес Фатеев, — а на который час назначать?

— Ну, скажем, через полтора часа. В конференц-зале. Обеспечьте явку всех аспирантов. Им это полезнее, чем нам, старикам.

— А как Елена Васильевна? — спросил Фатеев.

— Ее не будет, — быстро ответил Кулагин, — она уже дома, пусть отдыхает…

Кулагин с удовлетворением потер руки: кажется, он сделал верный ход. Теперь не останется места всякого рода слухам и легендам и ярко высветится роль Богоявленской в спасении Манукянца. Как говорится, дорого яичко к Христову дню. Вокруг Лены возникнет симпатичный ореол мужественности и верности своему долгу. Хорошо бы и в газете маленькую информацию с упоминанием ее фамилии… Не помешает накануне заседания ученого совета и потом, при защите диссертации.

В кабинет вошла Галина Петровна.

— Сергей Сергеевич, звонили из обкома партии…

— Кто звонил? — насторожился Кулагин.

— Не знаю, — смутилась Галина Петровна, — товарищ не назвался.

— Когда звонят из обкома партии, — отчеканил Кулагин, — нужно всегда спрашивать, кто именно, Галина Петровна. Идите, я должен еще поработать…

Толпились даже в коридоре — врачи, аспиранты, медицинские сестры, санитарки. Интерес подогревался в основном тем, что реанимация, прочно закрепившаяся в клинической практике, некоторыми медиками понималась слишком буквально, как «оживление организма». А это неизбежно приводило к разочарованиям. Как ни парадоксально это звучит, успехи реанимации привели к появлению инвалидов, нередко становящихся пациентами психиатрических учреждений. Даже термин такой появился — «болезнь оживленного организма».

Клиническая смерть почти всегда внезапна и загадочна. В случае с Манукянцем необычность заключалась еще и в том, что беда случилась до операции, и нельзя было искать причину и тех или иных действиях хирурга.

Возникали и другие вопросы. Например, что можно ожидать от больного во время операции, если он выкидывает подобные «фокусы» до нее? Стоит ли в таком случае вообще рисковать?..

Многое теперь следовало взвесить и решить. Разумеется, не в конференц-зале, а в узком кругу заинтересованных специалистов…

Конференц-зал сдержанно гудел. Появились Кулагин, Крупина, Фатеев и еще несколько ведущих врачей института. Прошли в президиум, сели за стол.

Сергей Сергеевич встал и торжественно начал: