Time Left Today (ЛП)

— Все, что мне нужно, — это моя палочка: я могу наложить ее на твоего мужа прямо сейчас, чтобы продемонстрировать то, что ты изо всех сил пытаешься вспомнить. Если тебе угодно, я так же могу наложить заглушающее заклинание. Я бы не хотел, чтобы крики разбудили вашего сына.

— Ты отвратителен, — выплевывает она,— Как и всегда. Я до сих пор не понимаю, как Лили этого не видела.

— Ты часто испытываешь отвращение, не так ли, Петуния? Кто еще вызывает у тебя отвращение — быть может, твой племянник?

— Заткнись…

— Мне без разницы! — кричит он, взволнованный сильнее, чем ожидал от себя, идя сюда, — Меня не волнуют твои маленькие грехи, Петуния, или то, что ты сделала с мальчиком. Мне доставило бы большое удовольствие увидеть, как тебя и твоего мужа заставляют обслуживать скучающего Пожирателя Смерти. Заставляют с помощью магии отгрызать себе конечности одну за другой. Держат в клетках, как цирковых уродов. О, потому что именно ими вы и являетесь. В том числе и для меня, ведь, как ты помнишь…

— Прекрати!

— Хорошо, — он переводит дыхание. Ему снова кажется, что ему пятнадцать, и ему это не нравится, — Это принесло бы мне удовольствие, но вместо этого я только предупреждаю. Кровные чары — единственная причина, по которой мальчик продолжает оставаться здесь. Сломай их. Скажи мне, что ты не примешь его обратно. Реши , что ты никогда не примешь его обратно. Мне понадобятся все его вещи, которые остались в доме. Когда чары разрушатся, их нельзя будет восстановить, и ты будешь в безопасности.

— Забирай их! — кричит Дурсль, — Черт возьми, забирай их и убирайся, ты…

Северус прижимает кончик палочки к губам мужчины.

— Меня ни на йоту не волнует твое мнение по этому поводу, Дурсль, как и волшебство, окружающее ваш дом. Мне нужно, чтобы Петунья сказала это.

Ее руки трясутся. Она запихивает их в карманы халата. Затем она смотрит на него с вызовом.

— Нет, — говорит она.

Сдавленный звук, сорвавшийся с его губ, — это наполовину смех, наполовину отчаяние.

— Клянусь Богом, Петуния…

— Я не буду этого делать, — клянется она, — Я не буду ломать обереги.

— Забавно, — усмехается он, делая шаг к ней: она сжимается, но не отводит взгляда. — Ты годами обращаешься с ним, как с грязью, а теперь вспоминаешь про моральное превосходство и что, надеешься, что это спасет твою душу? Думаешь, от этого все станет лучше, Петуния? Ты чувствуешь себя оправданной?

Его дыхание сбилось. Северус закрывает глаза и использует окклюменцию, пока чувства не покидают его, ​​пока мир перед глазами не становится чётким. Гнев отступает.

— Дамблдор…

— Я займусь Дамблдором.

— А что будет с мальчишкой? — выплёвывает она, — Может быть, сейчас его здесь нет, но неужели ты действительно ожидаешь, что стоит меня запугать, и я выставлю его на улицу? Что я позволю, чтобы его схватили те волшебники, которыми ты мне только что угрожал? За кого ты меня принимаешь, грязный кусок…

— Думаешь, я позволил бы этому случиться? — он снова кричал. Вот вам и окклюменция. — Что я буду стоять здесь и упрашивать тебя, если бы хоть на мгновение подумал, что это может навредить ребенку Лили? За кого ты меня принимаешь?

— Я не знаю! Ты ни слова не сказал о том, что с ним будет, если я соглашусь на это безумное требование!

— Я… — Северус понял, что он ещё никому и никогда этого не говорил, еще нет. Петуния Эванс услышит первой. Как же нелепо. — Я собираюсь взять его к себе.

Она выгибает бровь. Стыд заставляет его отвернуться.

— Куда? — издевательским тоном спросила она.

— Он останется со мной, — говорит мужчина почти шепотом, — У меня есть план, но чтобы он сработал, мне нужно, чтобы кровные чары исчезли.

Он ощущал на себе ее взгляд. И снова почувствовал себя подростком, который боится, что над ним вновь посмеются. С выдохом он поднимает голову, чтобы встретиться с ней взглядом.

— Ты хочешь этого?— спросила Петуния.

— Да.

Она глотнула. Такое ощущение, что они стоят на грани, будто им нужен всего один шаг.

— Это больше не дом Гарри Поттера, — мягко говорит Петуния, — Если он постучит в дверь, я его не впущу.

С груди Северуса спадает груз. Он опускает палочку.

— Спасибо, — говорит он.

Она напряженно кивает.

— В спальне наверху есть кое-какие вещи.

Спальня — это громко сказано. Кровать есть, конечно. Северус обыскивает простыни в поисках забытых игрушек, но не находит ничего, кроме старой салфетки. На всякий случай он уменьшает подушку и одеяло и кладет в карманы: неясно, что считать личной вещью, но он полагает, что они могут иметь определенную сентиментальную ценность. Одна из ножек стола слишком короткая, из-за чего тот провисает в сторону; ящики пусты.

Пара трусов, три разных носка и одна рубашка большого размера с дыркой на рукаве — все, что он находит в шкафу. Это жутко и неприятно; он не ожидал найти много, но это просто неправильно. Мальчик прожил здесь всю свою жизнь. Разве нет?

Петуния и ее муж переговариваются шепотом, когда он возвращается вниз. Оба посылают ему ненавистные взгляды. На мгновение они выглядят такими похожими, словно брат и сестра.