Time Left Today (ЛП)

— Что ж, не удивительно, — улыбается во все зубы Ламотт. Каждый из них такой белый, что может быть драгоценным камнем. — Тебе нравится моя мантия, Северус? Demiguise threading. Гертруда купила мне его в Японии. Но сейчас я рассказывал историю дуэли — ты, конечно, слышал о ней? Ты понимаешь, что я все еще не могу нормально ходить? Ннене — девушка, Адейеми, ее так зовут. Она, конечно, не из этих краев, так что, наверное, даже не ведала, что делает, но какая же наглость! Вызвать Ламотта на дуэль волшебников — о, я не думал, что доживу до этого дня. Это очень бодрит.

— Квентин находит неудачи ужасно захватывающими, — говорит женщина рядом с ним,— Нет ничего лучше публичного унижения, не так ли?

Теперь, когда он подошел ближе, он узнает Гертруду Ламотт, которую он знал, скрытую в ее чертах. В последний раз, когда он видел ее, она была всего лишь девочкой, застенчивой и жалкой. Теперь она держится, как королева; Северус чувствует себя слишком плохо одетым и недостаточно утонченным.

— Я хотел бы сказать пару слов, Люциус, — говорит он до того, как на его лице появляется самое сильное смущение. Малфои заняты наполнением стаканов, но оба Ламотта замечают: она прячет свою реакцию в глотке, он улыбается в безобразном восторге.

— Боже мой, Северус, слишком поздно говорить о делах, — восклицает Ламотт, — Выпей со мной. Я не видел тебя много лет , какая жалость…

Люциусу хватило здравого смысла проигнорировать его и взять Северуса под руку. Он ведет их через гулкий зал, забитый искусством кулуар, в кабинет. Появившийся домовой эльф швырнул дрова в холодный камин, изливая магию до тех пор, пока поток теплого воздуха не окрашивает щеки Северуса.

— Давненько я ничего от тебя не слышал, Северус, — мягко увещевает Люциус. Графин звенит в его осторожных руках; свет костра отражается от его запонок и рисует на стене трепещущие очертания, — А потом ты появляешься из ниоткуда, одетый в маггловскую одежду — это облегчение, что большинство гостей ушли, а Квентин слишком расположен к тебе, чтобы заметить.

Северус понял, что он слишком стар для всего этого.

— Кровные чары на Тисовой улице пали, — говорит он без предисловий.

Люциус оставил графин и обернулся.

— И как это произошло?

— Я не вправе говорить.

— Почему тогда я должен этому верить?

— Если министерство настолько некомпетентно, что завтра утром ничего не поймет, пошли кого-нибудь проверить в качестве меры предосторожности. В конце концов, последний день суда: каждая мелочь имеет значение. И ты, кажется, не слишком в этом преуспел, не так ли?

Люциус сверлит его взглядом. Он никогда не мог хорошо справиться с неудачами.

— Я знаю, где сейчас мальчик, — говорит ему Северус. — Я знаю, где он был, почему обереги пали. Если бы я захотел, я мог бы дать тебе информацию об этом и многом другом. Более чем достаточно, чтобы склонить присяжных в твою пользу.

— Это не моя милость, Северус. Я всего лишь представитель Министерства…

— Уверяю тебя, мне неприятно тратить время на выслушивание лжи.

Губы Люциуса кривятся. Он делает глоток вина. Он не предлагает Северусу второй стакан.

— Причина, по которой ты в настоящее время обладаешь этой якобы бесценной информацией, — говорит он, — заключается в том, что ты был на побегушках у дорогого директора Дамблдора, делал все, что в твоих силах, я полагаю, чтобы помочь ему проползти по пути этого хаоса. И эти обстоятельства совершенно позорные. Надеюсь, ты понимаешь, что я не хочу обидеть тебя, Северус, но я не ни на секунду не понимаю, почему я должен доверять тебе.

— Я помог Дамблдору, — признается Северус, — потому что он смог дать мне несколько вещей, которые я хочу. Что можешь дать ты?

Люциус выгибает бровь.

— Зависит от того, что ты хочешь.

Северус переводит дыхание.

— Мальчик.

— Что с ним?

— Он мой, — заявляет Северус, пытаясь поверить в это сам. — Ты назовёшь меня опекуном. Министерство обеспечивает охрану, а ты сохраняешь доступ, но я занимаюсь повседневными делами.

Люциус на мгновение смотрит на него, ища разъяснения, которые Северус не позволяет ему найти: он превращает свой разум в темный колодец, завораживающий на вид, но совершенно пустой.

— Наш Северус, — протягивает он, — Никогда не бывает скучен.

Его шея стала горячей ещё с тех пор, как он увидел Ламотта, и теперь она действительно горела. Это не та часть его жизни, в которую он когда-либо хотел бы вернуться, но его телу все равно.

— Я дам тебе время подумать.

— И где я могу найти тебя, когда я это сделаю?

Северус усмехается.

— Я сам найду тебя, Люциус.

Наклон головы дал Северусу понять, что ему пора.

Он вышел из кабинета на трясущихся ногах, пороки контроля ослабли, но никто не видит. Глупо, и все же он хочет вернуться в столовую и принять выпивку, и остаться там до тех пор, пока чистое унижение не станет невыносимым — он хочет чувствовать себя, как он полагает, снова девятнадцатилетним.

Намек на звук. Он так быстро оборачивается, что сам удивляется, палочка наготове. В слабом свете он различает маленькую фигурку на лестнице, прячущуюся в тени.

— Добрый вечер, — шепчет Драко, — О чем вы секретничали?