Тёмный лорд по имени Клементина

Но она ничего не сказала. Всё, на что девочка была способна, – вдыхать его запах, последнее, что от него оставалось. Всё, что она могла заметить, – как кипят в глазах слёзы под зажмуренными веками, как они всё равно капают на грудь, потому что весь мир съёжился до этого ощущения.

Клементина не заметила, что на поляну вышел единорог. Она не услышала его лёгкую поступь, не увидела атласную белую шкуру или острую спираль рога. Она понятия не имела о том, что его привлекли её горе и её боль, боль от нападения на горы Стружечной ведьмы.

Когда девочка прошептала:

– Прощай, папа! – и подняла взгляд, мир снова обрёл объём, хотя бы отчасти, и она увидела перед собой единорога.

Он стоял и смотрел на неё.

Никогда в жизни Клементина не видела такого прекрасного создания. Их прежние свидания на расстоянии, когда оба осторожно изучали друг друга, разделённые горными ущельями, не могли подготовить к такой встрече. Единорог был не очень большим – заметно меньше обычной лошади или даже кобылки-страшилки. Рог оказался не длиннее и не толще, чем она ожидала: бледная спираль бежала вдоль него бурыми тенями. Местами на нём были заметны пятна и даже трещины – единственная деталь, выдававшая возраст.

Клементина не сразу набралась отваги посмотреть прямо в глубокие тёмные глаза. А когда она сделала это, то словно заглянула в саму память гор со всем, что здесь происходило, и в саму себя – одновременно. Это было слишком. Она мигнула, и «слишком» мгновенно пропало. Но единорог всё ещё смотрел на неё.

Девочка была рада, что он пришёл – хотя и было уже поздно. Её папу ничем не спасёшь. И это было очень жестоко – прийти теперь, когда отец при смерти, а замок захвачен. Какая ей теперь польза от этого волшебного создания?

Но пока Клементина смотрела на единорога, а единорог смотрел на неё, ей стало ясно: здесь не может идти речь о пользе. Это не цветок, чтобы его сорвать, и не лошадь, чтобы на ней ездить, и даже не собрат-чародей, чтобы торговаться. Это были сила и волшебство. Древнее, чем сами горы. И он просто был. Поэтому девочка не могла ожидать от него чего-то, хотя и почувствовала себя лучше в его присутствии. Она была рада, что был ещё кто-то в этой расщелине, кроме них с отцом и чёрного барашка.

Единорог шагнул вперёд.

Он грациозно шествовал между деревьями. Ветви сами расступались перед ним, словно боясь навредить. Почти бесшумно и изящно, как в танце, единорог спускался по неровному горному склону.

Как только он остановился – совсем рядом с Клементиной, тишину нарушило лёгкое бумм. Звук был практически неразличим для слуха девочки и слишком короток, чтобы понять, что она вообще что-то слышала, пока не стало слишком поздно.

Единорог взвился на дыбы, и стрела прошила воздух, но всё же он не успел. Наконечник вонзился глубоко в его левое плечо. Единорог вскричал, и горы содрогнулись в ответ. В воздух с шумом взмыли стаи птиц, в лесу заревели звери, и даже рыбы в реке широко раскрывали рты в беззвучном вопле, сами не понимая почему. Эту боль ощутили все.

Клементина была слишком потрясена, чтобы присоединиться к общему плачу. Зато выступившая из теней под кронами деревьев Дарка Веск-Старзек хранила завидное спокойствие.

Хотя и выглядела разочарованной.

Отливающая серебром кровь единорога текла из раны, пятная белоснежную шкуру грязно-серыми разводами. Он снова взвился на дыбы, и Дарка натянула лук для второго выстрела.

– Дарка, нет! – Клементина вскочила с места. У неё дрожали и подгибались ноги.

– Не суйся, Клементина, – предостерегла охотница. Она опустила было лук, но лишь на миг, пока снова не взяла на прицел спотыкающегося, рыдающего единорога. – Ты понятия не имеешь, как опасны эти чудища.

– Л-лучше тебе подчиниться, – робко проблеял чёрный барашек, внезапно выглядывая из-за камней. Он отвернулся, чтобы не видеть происходящего.

Так вот почему чёрный барашек столь отважно ринулся спасать её отца и принёс его именно сюда, в это место. Вовсе не по доброте души. Не ради того, чтобы дать Клементине возможность попрощаться, прежде чем она потеряет всё и прежде чем она с риском для жизни отправится спасать свои горы.

Клементина не была спасительницей гор. Она была просто наживкой.

И она добровольно полезла в нехитрую ловушку.

Единорог всё ещё пытался уйти, но едва соображал от боли и лишь попятился, упёршись в скальную стену позади. Дарка шла за ним по пятам.

– Дарка, пожалуйста… не надо! – взмолилась девочка, заламывая руки. – Единорог – это… это сама жизнь, сама кровь этих гор. И если ты убьёшь это невинное…

– Невинное?! – взревела Дарка. Она зашлась грубым хохотом. – Даже если и так – тебе-то какое дело? Я-то думала, что из всех прочих ты со своим папочкой, – она небрежно кивнула в сторону того, кто всё ещё лежал под скалой, – поймёте меня лучше всех.

– Папа велел никогда не убивать единорога, – ответила Клементина.

Охотница коротко глянула в её сторону.

– Просто единорог… он другой, – продолжила девочка, хотя и понимала, что её слова ничего не значат. – Он не делает ничего плохого.