Дарка отскочила – от её прикосновения волосы Клементины утратили розоватый цвет заката и стали снежно-белыми, почти такими же, как в тот день, когда Дарка выстрелила в неё в лесу. От воспоминания об этом девушка едва не разрыдалась. Она с удивлением следила, как в белых прядях появилась тёмно-русая полоса, и постепенно все волосы изменили цвет.
И тут совершилось невозможное: грудь у девочки медленно поднялась и опустилась, и Клементина Заколдун неохотно открыла глаза.
Глава 23
Очень миленькая курочка, или Чёрный барашек раскрывает свою тайну
Они сидели на воротах изгороди, отделявшей некогда тихую ферму от границ деревни, потому что всё остальное было погребено под снегом. Изгородь была одним из немногих строений, сохранившихся во владениях рода Заколдун.
Четвёртая Сестра изменилась до неузнаваемости. Лавина с воинством единорогов пронеслась по её склону и смела замок Провал. Клементина с отцом даже не посмели осмотреть руины – по крайней мере, до сих пор, – потому что под весом снега то и дело падали новые каменные глыбы.
– А какая была чайная комната! – со вздохом произнёс лорд Элитор.
Что касалось Клементины, то её больше расстраивала потеря библиотеки. И чёрного барашка, насколько она понимала, тоже.
По-видимому, лавина хотя бы отчасти была реальной – настолько, чтобы погрести замок и бо́льшую часть фермы под пятнадцатью футами снега. Снег был таким плотным, что полностью изменил ландшафт под собою – и Клементина считала, что лавину спустили с гор как раз ради этого. Единорог спас их, однако ясно выразил своё недовольство затянувшимся владычеством тёмных лордов.
Кобылки-страшилки и куры (как огнедышащие, так и обычные) топтались вокруг, с любопытством копаясь в снегу. Огнедышащим курам явно пришлось не по нраву, что их способности ослабли в такой сырости, и они нервно кудахтали. Клементина могла только гадать, как им удалось уцелеть под лавиной, и со слабым сожалением вспомнила пропавшего без следа Чёрного Дворецкого и даже гадюк – какими бы мерзкими они ни были.
Девочка услышала с противоположной от лорда Элитора стороны хлюпанье носом и сдавленное рыдание и вздохнула. Дарка так и не прекращала реветь с тех пор, как Клементина пришла в себя на горной полянке, и теперь сидела настолько далеко от девочки и её папы, насколько позволяли недалеко расположенные от них остатки изгороди.
Лорд Элитор то и дело оглядывался на девушку с надменным видом, а когда спускался с горы, демонстративно наклонился к дочери и спросил:
– Мы так и будем терпеть присутствие этой плаксы?
Клементина ответила, что да, будут, и на этом вопрос был решён.
Девочка вообще считала, что он несправедлив к Дарке – с учётом его собственного нытья.
– Что же нам теперь делать? – вопрошал лорд Элитор – и уже далеко не в первый раз.
Он вообще мало разговаривал после схода лавины и словно как-то уменьшился в размерах после всех превращений – совсем как наглый чёрный кот, неожиданно претерпевший жестокое купание и превратившийся в мелкую и мокрую версию самого себя.
Или это ощущение возникло оттого, что Клементина могла себе позволить больше не бояться его, как прежде. Девочка прищурилась: солнечный свет, отражавшийся от поверхности снега, резал глаза. Гора очистила свои склоны – и такой же чистой ощущала себя и она. Странно было следить за тем, как рушится замок. Этот груз давил на девочку слишком долго: страх перед отцом, перед его ожиданиями и перед родовым наследством – и теперь это тоже свалилось с плеч.
– Прежде чем мы начнём что-то предпринимать, – сказала Клементина, – всем нам нужно пройти через очень неприятный разговор, хотим мы того или нет.
Папа должен был объяснить, как угодил в сети Стружечной ведьмы. Дарка должна была объяснить, почему так упорно гонялась за единорогом. А Клементина должна была объяснить, почему не горюет о родном доме, погребённом под пятнадцатью футами снега. Девочка считала, что если они хотят начать с чистого листа, ни о каком Умении Молчать Обо Всём не может быть и речи. По крайней мере, им необходимо Умение Говорить о Многом.
Лорд Элитор выругался – вот уж неожиданная реакция, – но возразить не успел, потому что они уже были не одни. От деревни поднималась толпа, прокладывавшая себе дорогу в рыхлом слое снега.
– Ох, ради всего злого! – простонал лорд Элитор, когда они с Клементиной обернулись к приближавшимся крестьянам.
Им пришлось ждать довольно долго из-за препятствия в виде снега, а поскольку у обеих сторон накопилось много невысказанного, ожидание было не очень приятным. Однако они могли лишь молча прожигать друг друга взглядами, пока не оказались в пределах слышимости.
Возглавляли толпу староста Турнаклифф, Генриетта (на взгляд Клементины, непривычно бледная и тихая) и Себастьян, ехавший верхом на кобылке Клементины – хотя уже никто не назвал бы её страшилкой: слишком много времени она провела под присмотром Себастьяна. Совсем скоро она станет просто норовистой лошадкой. Но что самое удивительное, на шее у кобылки вальяжно восседала Вредка.