Тёмных дел мастера. Книга четвёртая

— О, сынок, — не дал ему и шанса на дальнейшие отрицания отец, намеренно изменив тон голоса почти полностью на противоположный. И неожиданно заговорил с сыном до привычного ласково и открыто: — Помнишь, как мы оба мечтали о твоём дипломе и аттестате о высшем магическом образовании, когда ты был помоложе? Ведь после получения он открывал перед тобой все двери. Благодаря чему со временем ты мог бы сам занять в городах практически любую должность. И всегда влиять с её помощью на любую ситуацию в твоей жизни. Понимаешь? Сам! Тебе не нужно было бы убивать людей для этого, чёрт подери, сын!

На этой последней ноте общий настрой отцовского голоса вновь вернулся к прежним порицающим позициям. Что вызвало в Альфреде, как ему показалось, уже навсегда отвергнутые сомнения, касающиеся определённых жизненных ценностей. А вместе с этим — и совершенно ненавистное юноше ещё со времён Эргарота чувство «промаха», как будто бы что-то невидимое вдруг резко выпорхнуло из рук — да так и растворилось в окружавшем пространстве. Посреди тех самых клубов до сих пор обволакивавшего его ноги убаюкивающего тумана.

— …Нет! — неестественно громко для себя прошлого, но вполне обыденно для себя настоящего попытался всё же выкрикнуть Альфред, перебарывая эти слабости. — Фальшь и профанация! Любая система построения человеческого общества никогда не была и не будет способна достичь такой справедливости в своём устройстве, чтобы каждому отдельному индивиду в ней не приходилось подавлять свою свободу в угоду государству, — повторил молодой колдун заученные им когда-то слова одного трактата, прочитанного от корки до корки в Эргароте. — При любом раскладе ты не можешь быть правым, отец.

Тогда стоящая перед нагим юношей исполинская фигура одинокого человека, который, как теперь казалось, с самого начала не так уж сильно и походил на его отца, впервые угрожающе молчаливо замерла. После чего, как и в прошлый раз, моментально засветилась, преобразив окружающее пространство очередной порцией невыносимо слепящего золотого свечения.

И только когда это произошло, перед Альфредом явилось то самое нечто, которое уже неизвестно сколько времени забавлялось с двумя человеческими фигурами, дёргая их за ниточки. Причём делало это с настолько отточенным мастерством, что Альфред совершенно не замечал ни того, что их контролируют, ни того, что это существо постоянно растёт где-то на самом краю его слишком несовершенного человеческого зрения, составляя своё тело из кусков того самого тумана, который изначально окружал всё вокруг. Однако через секунду в этой местности уже не осталось ни одного обрывистого склона каменистого ущелья, поскольку всё вдруг удивительным образом разгладилось, превратившись в один сплошной бесконечный обрыв впереди. Границы его еле угадывались, хотя и находились всего в нескольких метрах от парня.

— …Пусть так. Но что же ты, простой сын фермера, можешь тут вообще поделать? — беззвучно заговорил с мальчиком этот совершенно тёмный образ в широченном сером балахоне, скрывавшем его истинное лицо. Но зато отлично выставлявшем напоказ его костлявые пальцы, сжимавшие отвратного вида косу, украшенную по обушку россыпью разнообразных черепов, часть из которых к тому же постоянно источала кровавые слёзы. — Изменить развитие цивилизации? Ясно же, что ни одному человеку это не под силу. Лучше смирись. Посмотри на свои руки и смирись.

Тогда впервые закравшаяся в разум Альфреда искорка сомнения буквально заставила нагого отрока ощутить, как по спине у него пробежал столь хорошо знакомый всем живым существам могильный холодок. Его бренные руки больше не хотели повиноваться ему, оказавшись ни с того ни с сего насильно притянуты друг к другу и словно скованы большими, холодными, но пока ещё невидимыми железными цепями.

— Как бы ни был несправедлив этот мир — ты всё равно не сможешь пошатнуть самые главные столпы, на которых зиждется его устройство, — продолжал между тем порабощать мальчика своим сухим и резким голосом загадочный образ, одновременно успокаивая и лишая всякой воли. А одна из его рук протягивала Альфреду уже вполне настоящие, глухо звенящие наручи тюремных кандалов. — Тем более в одиночку. И другие твои жалкие соратники, вроде того ловкача Коу Корга, — тоже не смогут. Даже дай ты им прожить хоть по тысячи лет.

Поэтому просто смирись. Я же не прошу о многом. Вспомни, как однажды ты видел смерть вашей старой коровы в амбаре. Она ведь совсем не мучилась. Просто склонила тихо голову на подстилку, а потом… умерла.

— Нет… н-никогда… — с ужасом шептал мальчик, не отрывая глаз от запястий и почти полностью лишившись прежней уверенности. Затем ноги его будто сами собой подкосились, и он рухнул на землю прямо в туман, а рядом незаметно приземлился тихонько посланный существом по воздуху роковой предмет.

— Просто-о… представь это для себя, если тебе страшно. Представь, как ты умираешь, — не останавливался, а скорее только всё больше нарастал монотонный голос.