«Искренняя и безмерная любовь народных масс Германии» к Гитлеру продолжалась вплоть до середины Второй мировой войны[872]
. (Его внешнеполитические просчеты, ставшие великой бедой для его страны и уничтожившие его самого, будут одной из тем следующей главы.) В нацистской Германии культ личности Гитлера сочетался с институтами мощного современного государства. Учреждения продолжали исправно функционировать, даже когда на фоне бедствий военного времени харизма Гитлера стала улетучиваться. Однако он сам видел главную задачу государства в вознесении великого руководителя к высшей власти и последующем верном служении ему. Еще в 1920 году он провозгласил: «Нам нужен диктатор-гений»[873]. Гитлер, которого один из провинциальных партийных начальников однажды приветствовал как «нового, еще более великого и еще более могущественного Иисуса Христа»[874], сумел пленить миллионы своим личным магнетизмом, видимыми успехами, продолжавшимися до конца 1930-х годов, и мифом о том, что прежде всего Германия нуждается в великом и сильном лидере. Как писал Адам Смит, «успех в соединении с большой благосклонностью народа» часто кружит головы даже величайшим из лидеров, заставляя их приписывать себе намного больше «важности и дарований, чем у них есть на самом деле», и на этом основании «пускаться во многие опрометчивые, а подчас и гибельные авантюры»[875]. Хотя величие Гитлера было иллюзорным (не считая великолепного умения творить зло), это бесспорно была иллюзия, породившая гибельные авантюры.Мифы о диктатурах
В восемнадцатом веке Тюрго писал: «Деспотизм несложен. Делать, что хочется, — закон, который короли выучивают очень быстро; искусством убеждения людей надо обладать, однако отдача приказаний не требует никакого искусства. Если деспотизм не возмутит против себя тех, кто является его жертвой, он никогда не исчезнет с лица земли»[876]
. Раньше или позже, но деспотизм свергают его жертвы (хотя насильственное свержение власти часто становится прелюдией к установлению другого варианта авторитаризма). Однако даже деспот не может править только силой. Он должен убедить свое окружение (личную гвардию, военачальников или главу политической полиции) в том, что их лояльность идет на пользу стране или служит их собственным интересам (а чаще — и то, и другое). Как писал старший современник Тюрго Давид Юм, «никто не имел бы причиныТаким образом, наряду с силой в арсенале авторитарного лидера должно находиться и убеждение. Диктаторы двадцатого и двадцать первого столетий имели в своем распоряжении инструменты и способы, которые мыслители эпохи Возрождения не смогли бы даже вообразить — от столь эффектно использованных Гитлером и Муссолини массовых митингов до средств электронной слежки и монопольного контроля над радио и телевидением[878]
. Поскольку задачи руководителя современного государства сильно отличаются от задач вождей «невежественных племен», о которых писали авторы восемнадцатого века, то настоятельная потребность влиять на общественное мнение тесно увязана с необходимостью наличия организации. В эпоху демократизации многие авторитарные режимы (не из числа традиционных монархий) считают полезным создавать внешнюю видимость демократии, включая «выборы» без реального выбора, которые можно предъявлять в качестве свидетельства народной поддержки существующей власти. Обычно в организации подобных выборов и мобилизации избирателей на явку важную роль играет монопольно правящая партия. Существуют бесспорные доказательства того, что диктаторы, в чьем распоряжении есть партия, обладают бóльшим политическим долголетием по сравнению с теми, кто полагается на личную власть в отсутствие политической партии. Партийная организация нужна не только для решения мобилизационных задач, она может быть полезна и «для сдерживания амбиций политических противников и привязки их к правителю»[879].