Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Вопросы о том, является ли Ленин или Наполеон примером для подражания, уместным для лидера демократического государства, или о том, может ли лидер, никогда не занимавший даже младших министерских постов (как в случае Блэра, но не Тэтчер), требовать от других министров рассматривать себя в качестве «сеньора» (хозяина), подразумевают только один ответ. Ничего, даже отдаленно напоминающего о Наполеоне, не произошло, но в начале второго срока работы лейбористского правительства был введен новый институциональный механизм мониторинга реализации политических решений. Инициатором был Майкл Барбер, считавший, что целевые установки или показатели у правительства должны сопровождаться планами их реализации и обеспечиваться средствами достижения результата[1085]. Блэр назначил Барбера руководителем вновь созданной Рабочей группы по выполнению обещаний при премьер-министре. Она разработала серию очень неоднозначных целевых показателей времени ожидания в медучреждениях, снижения преступности и повышения школьной успеваемости, введение которых привело как к ожидаемым, так и к непредвиденным последствиям. Как бы то ни было, но в книге, описывающей его опыт работы в правительстве, Барбер твердо настаивает на том, что плюсы перевешивали минусы (хотя «культура индикаторов» остается спорным вопросом).

Какие наполеоновские амбиции ни лелеял бы Блэр и насколько сильно ни был бы убежден в том, что имеет право принимать единоличные решения от лица правительства, воплотиться его имперским целям было не суждено. Дело в том, что, если считать Блэра Наполеоном с Даунинг-стрит, 10, в значительной степени контролирующим внешнюю политику и общественную повестку, то по соседству с ним располагался еще один Наполеон в лице Гордона Брауна, который определял экономический курс, а следовательно, и огромную часть внутренней политики. Описывая последний период премьерства Блэра, Барбер, как и многие другие инсайдеры, отмечал, что министрам приходилось решать, «к какому лагерю они в первую очередь принадлежат — блэровскому или брауновскому, или же стоит постараться оказаться в обоих». Необычно могущественный министр финансов служил постоянным ограничителем власти Блэра, а когда на третьем сроке премьерства эта власть «пошла на убыль», ограничение стало еще более сильным[1086].

Смерть Маргарет Тэтчер в апреле 2013 года вызвала поток восхищения ее достижениями. Не последним из их числа было то, что она стала первой женщиной на посту премьер-министра Великобритании и, более того, стала им в качестве лидера Консервативной партии, всегда сильно уступавшей Лейбористской в продвижении женщин в парламент и на правительственные должности (хотя и она, в свою очередь, была очень далека от уровня гендерного равенства, достигнутого Скандинавскими странами). Многие подчеркивали также и «сильное лидерство» Тэтчер и хвалили ее за «убежденность в политических взглядах». Действительно, можно долго говорить о том, насколько важно для политика иметь продуманную систему политических взглядов и твердо придерживаться определенных ценностей. Подобный человек не будет находиться под избыточным влиянием результатов опросов общественного мнения или фокус-групп, при этом принимая их в расчет при определении способа подачи тех или иных политических решений. Однако и убеждения, и целеустремленность в их воплощении не обязательно идут исключительно во благо. Ленин, Муссолини, Гитлер, Сталин и Мао — лишь наиболее очевидные примеры «сильных» и властных лидеров, у каждого из которых (даже у Сталина) имелись чрезвычайно твердые убеждения. В конечном итоге большинство членов кабинета консерваторов (и огромная часть парламентской фракции) решили, что не могут больше мириться с отдельно взятым убеждением госпожи Тэтчер — верой в собственную правоту в любом вопросе. Спустя почти четверть века министры, предложившие премьеру уйти, все еще служили объектами глумления со стороны ностальгирующих по утраченному лидеру. В их числе историк Эндрю Робертс, чьи эпитеты в адрес проводивших Тэтчер на выход министров странным образом напоминают язык сталинских подручных, которым они описывали жертв судебных фарсов 1930-х — «кучка возомнивших о себе трусливых заговорщиков, глупцов и предателей»[1087].