Тирания Я: конец общего мира

Экономист и философ Фридрих Хайек в труде «Право, законодательство и свобода»[39], последний из трех томов которого вышел в 1979 году, пересматривает теорию «невидимой руки» и берется защищать принцип «спонтанного порядка», наполняющий жизнью рынок. Он также славит «спонтанный характер» частных интересов, представляя их необходимой основой и «этикой» абсолютно «свободного и открытого» общества. Ведь такие формы логики требуют не избавления от институциональной основы, а, напротив, политических и юридических средств, ее обеспечивающих. Так устанавливается ордолиберализм, который поощряет смягчение принципов трудового законодательства, поддерживает дерегулирование многих областей деятельности, перемещение капиталов в масштабе планеты и, в частности, позволяет предприятиям организовывать производство там, где условия покажутся наиболее выгодными. Все эти положения не только сделают состояние нестабильности повсеместным, но и приведут к недобросовестной конкуренции рабочей силы в странах севера и юга – вразрез с принципами, которые несколькими десятилетиями ранее были сформулированы в Филадельфийской декларации.

О губительных последствиях фактического неравенства довольно рано, еще в 1930-х годах, писала Симона Вейль: «Страны, где трудящиеся бедствуют, одним своим существованием оказывают постоянное давление на страны общественного прогресса»[40]. Рассматриваемую экономико-политическую религию отличало то, что она стремилась уже не к выходу из «общественного договора», а к навязыванию – любой ценой, кто бы что ни говорил, – своих заповедей. В этом смысл слов Маргарет Тэтчер «There is no alternative» («Альтернативы нет»). Все либо приноравливаются с выгодой для себя, либо покидают ринг. Жалобы и требования – это не по правилам. Догма настолько утвердилась, что стала направляющей для крупных международных институтов и распространилась на другие западные государства. Например, исподтишка – на Францию: в 1983 году так называемый социалист, президент Франсуа Миттеран, решил ввести режим «бюджетной экономии». Резкий поворот разочаровал тех, кто отдал ему голоса и всего двумя годами ранее, ликуя и исполнившись надежд, праздновал его победу. Это означало, что с точки зрения капитала и финансов роль политики отныне ничтожна, и только они способны проложить правильный путь. Мысль о предательстве, даже не проявившись отчетливо, все равно врежется в память, где одно за другим уже осели другие разочарования. В этом плане мы только сегодня понимаем, насколько верно, что народы никогда не реагируют на важные события сразу – они некоторое время наблюдают, выжидают или же, за неготовностью и неимением средств, завещают следующим поколениям действовать на свое усмотрение, если положение вещей останется прежним или ухудшится.

В распространившейся на всю планету конкурентной среде, где роботы заменили исполнителей трудоемких задач на сборочных конвейерах, а информатизация создает почву для методов, основанных на индивидуальной оценке поведения, наемному персоналу пришлось умерить притязания и полноценно вступить в завязавшуюся экономическую борьбу. Закончились отношения лицом к лицу, противостояние дирекции, с одной стороны, и работников – с другой. Размежевание взглядов – перевернутая страница. Отныне все как один равняют ряды на пути к общим целям. Максимальная динамика предприятия потребует активного участия каждого. Труд как коллективное созидание – почти общинное, по мнению новых теоретиков менеджмента, – а значит, нужно постоянно выкладываться по полной и ничто не должно мешать проявлению талантов. Оспорить такой приказ было трудно, ведь предполагалось, что он отвечает велению времени: не просто пассивно выполнять инструкции, а показывать, насколько возможно, свои способности. Свобода самовыражения, к которой изначально призывал либеральный индивидуализм, теперь занимает другое место и обретает директивную форму: главное – выгодно предъявить свой творческий потенциал и умение адаптироваться, причем с единственной целью – чтобы соответствовать принятым ранее стандартам. Казалось, профсоюзы это застало врасплох, их невзлюбили, а поскольку на предыдущих этапах политическая борьба всех только измотала и принесла мало проку, люди как будто согласились, что нужно душой и телом приобщиться к зарождающемуся культу эффективности. Доказательство его значимости олицетворял winner (победитель) – отважный предприниматель, которому все нипочем, так что у него, назло всем трудностям, в итоге складывается success story (история успеха). Наглядный пример: при желании каждый, независимо от своего положения, будучи смелым и упорным, может «преуспеть» в обществе, опирающемся – в ущерб другим принципам – на большую или меньшую решимость отдельных людей.