Тирания Я: конец общего мира

Не случайно к концу нулевых годов, когда экономическая система стремилась каждому внушить иллюзию, что его место неуклонно приближается к центру, в борьбу за массовую аудиторию по всему миру вступила роскошь. Крупные корпорации, год за годом скупавшие самые престижные марки, совершают радикальный переворот – отказываются от задачи удовлетворять избранных, теперь им нужно, чтобы мгновения избранности достались всем. В мире вдруг стали множиться дорогие бутики, особенно в Азии. В результате самые престижные архитекторы планеты оказались нарасхват. Рем Колхас, как и дуэт Херцог и де Мерон[63], занялись магазинами Prada. Весьма авторитетное японское агентство SANAA – маркой Dior. Дзюн Аоки[64] начал сотрудничество с Vuitton. Ренцо Пиано[65] – с Hermès в Токио, в богатом квартале Гиндза. Эти новые храмы предназначались не только для элиты, их двери были открыты для всех – они сделались местной достопримечательностью. Входя туда, не просто попадаешь в обитель коммерции – это еще и проживаемый опыт. Само это слово немедленно стало маяком эпохи. На входе дверь вам открывает человек в белых перчатках, служащие едва заметно кланяются, пока вы идете по залу. Свет, материалы, палитра, музыка, – нередко действующая на подсознание, – и даже запахи подобраны так, чтобы вы чувствовали себя внутри пространства, наполненного лишь уникальными впечатлениями и вниманием. Товары рассредоточены, но выставлены со знанием дела: кажется, будто каждый предмет – драгоценность, жемчужина, которую можно потрогать, а то и унести с собой – до момента, когда видишь цену или, как это чаще бывает, ее называет кто-то из персонала, и тогда мы стараемся тихо ретироваться.

Изысканный «Конкорд» отправили в утиль. Но незадолго до этого все от мала до велика успели почувствовать переход на сверхзвуковую скорость. У людей появились – и резко умножились – новые рычаги непосредственного доступа к информации, к бесчисленным культурным ценностям, позволяющие поддерживать непрерывную связь друг с другом, демонстрировать себя публике и, больше того, мнить, будто пользуешься всё большими удобствами и независимостью. Быть может, это перекликалось с духом времени, который журнал «Тайм» – любит он впитывать этот дух – выразил в заголовке на обложке одного из номеров 2012 года: «Me Me Me Generation» («Поколение я-я-я») – речь шла о «миллениалах»[66], детях двух последних десятилетий XX века. На самом деле феномен не ограничивался подростками и молодыми людьми и затрагивал все возрастные группы.

Между тем, кроме этого «я-я-я», в котором – сплошь нарциссизм, было и нечто другое, не менее важное: для всех открылась возможность говорить во всеуслышание и существеннее вмешиваться в общественные дела, стимулировавшая желание усиленно влиять на ход вещей – в частности, выражать недовольство правительством, которое то и дело опускает руки перед многочисленными трудностями. Тем более что кризис 2008 года жестоко напомнил о масштабе эксцессов в финансовом и – еще шире – неолиберальном мире с его устроившими умелый сговор политиками. Скопище людей, любовавшихся собой в зеркале, преобразилось, отчетливо увидев вдруг, что любой из них может мысленно представить новое соотношение сил и, пользуясь стратегиями нового типа, воспротивиться различным органам власти, как никогда свободно и в самых разных формах заявить о недоверии или несогласии. Это будут первые признаки тревожного чувства неуправляемости, которое стало преобладать в обществе.

4. Политики одного клика [Тщета «техно-обязательств»]