Читаем Титаны психиатрии XX столетия полностью

Будучи изначально не только врачом-психиатром, но и ученым-философом, К. Ясперс очень хорошо понимал, что создаваемая им новая психиатрическая наука – «общая психопатология» – нуждается в прочном концептуальном базисе, в идейно-философской парадигме, которая должна лечь в ее основу. И если для Э. Крепелина концептуальный базис его нозологической системы составляли, с одной стороны, философская феноменология Э. Гуссерля, а с другой – экспериментальная и факультетская психология В. Вундта, а для теорий О. Блёйлера таким же базисом служила «ассоциативная психология» И. Гербарта, то К. Ясперс в своих поисках подходящей для его целей научной и философской парадигмы остановился на двух ключевых теориях.

С одной стороны, К. Ясперс так же, как и Э. Крепелин при создании его знаменитой нозологической системы, положил в основу своей «Общей психопатологии» философскую феноменологию Э. Гуссерля. С другой стороны, не меньше, чем на описательно-феноменологическом подходе, К. Ясперс основывал новую теорию – «Общую психопатологию» – и на так называемой теоретической психологии Вильгельма Дильтея.

К. Ясперс не только принял описательно-феноменологический подход Э. Гуссерля в качестве общефилософского базиса, но и адаптировал его для применения именно в психиатрии, как метод, позволяющий пациентам систематически артикулировать и описывать субъективные психические состояния и испытываемые ими внутренние переживания, мысли, чувства, эмоции, ощущения на едином, взаимно понятном врачу и пациенту, «феноменологическом языке». Это позволяло избежать или, по крайней мере, уменьшить вероятность субъективизма врача при записи и трактовке описываемых пациентом субъективных психопатологических феноменов, внутренних переживаний, мыслей, чувств и ощущений, вероятность взаимного непонимания между врачом и пациентом из-за различий, неточностей и расплывчатости используемого ими языка и терминологии.

В своем принятии описательно-феноменологического подхода Э. Гуссерля как надежного метода исследования и описания сознательных субъективных переживаний пациентов, способного послужить как цели правильной трактовки и оценки всех наблюдаемых у них психопатологических симптомов и феноменов путем тщательного эмпатического анализа, так и цели их максимально полного и подробного описания, притом описания точного и однозначного, одинаково понимаемого всеми клиницистами и лишенного субъективизма, расплывчатости и неконкретности, свойственных ранним литературным описаниям, К. Ясперс основывался не на умозрительных построениях о целесообразности подобного подхода, а на результатах собственных клинических исследований с применением этого метода.

В свою очередь, из «теоретической психологии» В. Дильтея К. Ясперс позаимствовал и развил представление о важности проведения четкого различия между «генетическим» (эмпатическим, эмоциональным, то есть возникающим на почве эмпатии врача к пациенту, общечеловеческим, не требующим специальных знаний) пониманием сущности субъективных переживаний пациента, их внутренней эмпирической логики и их внутренней связности и пониманием логическим, научным, основанным на объективных моделях, пытающихся объяснить природу психопатологических феноменов, их взаимосвязь и внутреннюю логику на базе той или иной научной теории.

У В. Дильтея К. Ясперс позаимствовал и развил также представление об опасности смешения одного взгляда с другим. Сюда входит и представление об опасности ситуаций, когда эмпатия или эмоциональное сопереживание клинициста к пациенту мешают сохранению научной объективности и беспристрастности, а значит, мешают точному и правильному описанию объективно наблюдаемых у пациента психопатологических симптомов и феноменов, их правильной и адекватной трактовке.

Опасна, с точки зрения К. Ясперса, и противоположная ситуация (опять-таки позаимствованная им у В. Дильтея), когда априорно имеющаяся у клинициста «объясняющая теоретическая модель» психопатологических феноменов мешает научной объективности, мешает проявлять эмпатию к пациенту, глубоко понимать суть его проблем и переживаний, мешает слышать и слушать, что в действительности говорит или хочет сказать пациент, и невольно заставляет «подгонять» описываемые пациентом психопатологические симптомы и феномены под уже имеющуюся теоретическую модель или под уже ранее поставленный пациенту диагноз и давать этим симптомам и феноменам субъективные, искаженные и поэтому заведомо неправильные трактовки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное