За окошком темень, нет огней,
За окошком осень очень злая.
Мне б тебя обнять, поцеловать
Да к своей груди прижать широкой.
И в твоих глазищах увидать:
Близкий будет путь или далекий?
Как же ты на масть похожа ту,
Смуглая, с глазами черной ночи,
Нагоняешь в сердце маету
И любовь большую даришь очень.
Что-то ты мне скажешь у окна
Черными глазами черной ночи,
Что твоя подруженька луна
Так же вот игрива, между прочим.
Дама ты трефовая моя,
Нагадай мне счастье в этом мире.
Лишь в глазах лукавство затая,
Ты в моей колоде и квартире.
Все же поцелую, обниму.
Ты же не противься мне, не надо.
Я сегодня счастье отниму,
Заберу себе его. Отрада!
25 октября 1996 г.
* * *
В сентябре ты была золотая,
В октябре ты стала седеть.
С клена лист багряный слетает,
А мне хочется песню спеть.
Спеть о том, что сегодня другая,
Та, с копною русых волос,
Стала мне в эту ночь дорогая
И я к ней душою прирос.
Я, наверно, в нее влюбился,
Как ветрище в холодную ночь.
Я как будто на свет родился,
И тоска пусть уходит прочь.
._._._._._._._._._._._._._._._._._.
Четыре срока я отсидел в стране родной,
В коммунистическо-тоталитарном строе,
За той колючей, серою стеной,
Из-за которой я смотрел на волю.
Я нищим не был, я не бедовал,
Всегда и всюду находил работу.
И коль шесть дней усердно воровал,
То обязательно я отдыхал в субботу.
Менты щемили, что там говорить.
В лепешку расшибалась уголовка.
Я мог украсть, и мог пошевелить,
И уголки вертел я очень ловко.
Ну а в субботу в кабаке блатном
Встречался я с братвой, деля уловы.
Я расставался с крупным судаком,
И слышал я родное фени слово.
И я бы жил в родном тоталитаризме,
Порой на воле. А порой в тюрьме.
Но вот пришлось забыть о коммунизме,
Вдруг перекрасились все коммунисты те.
Теперь изодранное красненькое знамя,
Его как тряпку стелют на порог.
По нем те крашеные шаркают ногами,
А бело-сине-красный взвился на флагшток.
Издали, суки, новые законы
И конституцию придумали, мразье.
Переформировали все и вся в притоны,
И лезут все в законники, в ворье.
А нам, ворам, куда теперь деваться?
Законов наших совсем не признают.
Нам надо тоже с демократами якшаться,
А то боевики нас перебьют.
25 октября 1996 г.
* * *
Вспомни, моя милая,
Нежная, хорошая,
Ты однажды бросила
Счастье, как горошину.
Про себя подумала:
Мелкое оно.
Это было, девочка,
Очень уж давно.
Ты со счастьем в жмурочки,
В пряталки играла,
Ты его, парнишечку,
Уркачом считала.
Про него кричали все:
"Вон - идет тюрьма!"
И, видать, поверила
В это ты сама.
Годы вьюгой вьюжною
Улетели вдаль.
Головы коснулася
Белая печаль.
Через сроки долгие
В лето и в мороз
Он тебе, хорошая,
Счастье то принес.
Так, моя хорошая,
Не бросай его,
Счастье, как горошину,
Парня своего.
Жизнь еще наладится,
Радость и мечты.
Только будь ты прежнею,
Будь ей, Поля, ты!
2 мая 1996 г.
Курган
Как же хочется утром рано,
Только чуть забрезжит рассвет,
Подойти к подножью кургана
И сказать ему: "Здравствуй, Дед!
Поседел ты главой могучей,
Ведь тебе уже много лет.
Над тобой проплывают тучи
Ты задумчиво смотришь им вслед.
Самолеты тебя бомбили,
Пушки жалили грудь твою,
И враги в своей злобе выли,
Не найдя победы в бою".
Отчего мне так хочется рано,
Только чуть забрезжит рассвет,
Подойти, поклониться кургану
И сказать ему: "Здравствуй, Дед!"
1983 г.
* * *
Тебе, чтобы справиться со мною,
Надо иметь такие глаза...
Хочешь, тайну тебе открою,
Чтоб как молния, как гроза?
И чтоб меня покорить, тебе надо
Руки мне, ноги сковать цепями
Иль посадить меня за ограду,
Чтоб не братался я со степями,
Чтобы вольные песни не пел
Громким, хрипатым голосом.
Пусть присудит мне суд расстрел,
Причеши мои русые волосы.
Коль поймешь ты тайну мою
И поверишь в любовь человечью,
Знай, любил тебя и люблю
Без конца, навсегда, навечно!
1999 г.
* * *
О чем-то спеть я не успею
И досказать не доскажу.
Я счастья в жизни не имею,
На жизнь спокойненько гляжу.
Я не нашел в краю далеком
И рядом тоже не нашел,
По жизнь шел я одиноко,
По зонам одиноко шел.
Но мне не трудно и не страшно:
Я Крым и рым давно прошел.
Я в новом вижу день вчерашний,
А день вчерашний я прошел.
Не надо мне. Не говорите.
Меня ни в чем не убедить.
А лучше двери отворите,
И окна надо отворить.
Иду, иду своей дорогой,
И мне с нее не повернуть.
Ведь одиноких очень много,
Все одиноки в чем-нибудь.
И пусть он бедный иль богатый,
Пусть человек иль просто тля,
Но все же знайте вы, ребята,
Что дом для каждого - Земля!
23 апреля 1995 г.
* * *
Что ж вернулась, рыдаешь, краснеешь,
Заливаешь слезами меня?
Одного только ты не умеешь
Приходить без воды, без огня.
Загорятся деревья, как свечи,
Помутнеет в озерах вода,
И ты будешь мне слезы на плечи
И на голову лить, как всегда.
Тихим шепотом иль диким криком
Ты все будешь со мной говорить.
Лишь луна, одноцветно безлика,
Будет по небу звезды водить.
Станешь ты за окном, у подъезда,
Будешь звать меня: "Выйди, дружок!"
Что-то скажешь про этих со съезда
И накинешь свой красный платок.
И я выйду к тебе. Снова выйду
Постоять у подъездных дверей,
И нам ветер такое вдруг выдаст,
Как оркестр из ста скрипачей.
И сугробы, большие сугробы
Из пожухлой и грязной листвы,
И твой мертвый голос утробный
Мертво скажет: "Ну вот он, ты!"
Ты со мной постоишь немного,
Не успеешь мне все рассказать.
Ведь твоя далека дорога...