Тьма и золото полуночи

Но я слишком устала, чтобы думать об этом прямо сейчас. Я хочу только отдохнуть, позволить себе пережить те чувства, что надвигаются. Я потеряла уже достаточно любимых, чтобы знать: смерти Амины и Эллен ударят по мне, и скоро.

Случается это после того, как я просыпаюсь. Следы на моем теле слабее, чем были в Аннуне, но я могу рассмотреть следы на запястье, в том месте, где змеи Эллен пытались оторвать мою руку от ее руки. Печаль по Амине ни с чем не смешивается, но что до Эллен, все гораздо сложнее. Я отчасти чувствую себя виноватой из-за того, что сожалею о ее гибели. В конце концов, она убила мою мать, и Рамеша, и многих еще. Она заслужила смерть, как никто другой. Но она ведь пыталась искупить вину. Эллен сыграла большую роль в том, что мы с Олли смогли вырваться живыми из того серого мира. И она дала нам змей. И если говорить о наших планах, именно она содействовала тому, что мы сумели добыть этих тварей.

Я роюсь в старых маминых дневниках. Я уже сто лет не заглядывала в них, но теперь меня успокаивают ее шифровки. Их было немного, записанных в течение примерно десяти лет, когда она использовала код, который я расшифровала через несколько месяцев после того, как присоединилась к танам. Она рассказывает о своей тайной жизни в Аннуне и говорит о дружбе с Эллен.

Утро почти кончилось, и я только что дошла до той страницы, где мама записала шифром: «Встретила человека, за которого собираюсь выйти замуж», когда на улице раздаются крики. Я отдергиваю занавеску на окне. Компания людей, в основном белых, в основном мужчин, с важным видом идет по дороге, злобно огрызаясь на каждого, кто осмеливается посмотреть на них. Я отшатываюсь. Они останавливаются перед домом Кристэла Мура, тычут в его сторону пальцами, всячески насмехаются. Я в неуверенности. Наверное, следовало бы позвонить в полицию, но что-то мне подсказывает, что пользы от этого не будет. В конце концов, Клемми ведь полицейский сержант, а она явно не сочувствует жертвам подобных нападений. Но потом банда идет дальше и исчезает из вида. Пока что неприятности не грозят.

Когда я возвращаюсь к записям мамы, в мою дверь стучится Олли. На его лице видны еще оставленные слуа шрамы, хотя в Итхре их можно объяснить отпечатками складок подушки. Но меня всерьез тревожат его глаза. Они налиты кровью, взгляд затравленный.

– Много ли ты помнишь? – спрашиваю я, когда он садится на стул у моего письменного стола.

– О том сером месте – не слишком много. Но я помню все, что делал вчера.

– А…

Я думаю о бедном Киеране, задетом и растерянном, ведь Олли даже не потрудился проявить любезность и должным образом расстаться с ним. Олли с несчастным видом берет открытый дневник мамы. На его лице сначала отражается растерянность, потом потрясение. Он смотрит на обложку.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

Олли бросает дневник и прячет лицо в ладонях:

– Я ужасный человек, Ферн.

– Неправда. Тобой управляли те штуковины. Я тоже вчера вела себя не лучшим образом. Тебе бы меня увидеть, когда Самсон меня отыскал. Я была с ним просто ужасна.

Олли смотрит на меня пустым взглядом, и впервые за какое-то время мы отдаляемся друг от друга. Я не знаю, то ли дело в том, что мы с Самсоном теперь встретились в обоих мирах, то ли что-то еще, о чем он мне не говорит. В любом случае это надо исправить, и я знаю как.

Я думала, что, как только я изложу Олли план действий и уведу из дома, он взбодрится, но брат все так же угрюм всю дорогу до дома Киерана. Это большой викторианский дом, стоящий вплотную к соседнему, – с выложенной плиткой дорожкой и аккуратными клумбами перед парадным крыльцом.

Пришлось трижды постучать в дверь, прежде чем нам открыли. Женщина, которую я приняла за мать Киерана, явно не слишком обрадовалась, увидев Олли, но тут уже и сам Киеран вышел к двери. Я отошла на другой конец дорожки, пока они тихо разговаривали.

– Ты вовсе не обязан вот так заглядывать ко мне только потому, что покопался в себе, – говорит Киеран.

– Я не поэтому здесь, – качает головой Олли.

Киеран какое-то время молчит, потом выходит за дверь и закрывает ее за собой. Я отворачиваюсь, стараясь дать понять, что я здесь не для того, чтобы подслушивать, хотя именно этим и занимаюсь.

– Я не должен был приходить, наверное, – продолжает Олли. – У меня сейчас кое-какие проблемы, но это не значит… Я хотел поступить правильно. Должным образом завершить…

– Опомнись, Олли! – фыркает Киеран. – Я вчера получил все, что нужно для завершения.

– Прости.

– Я уже иду дальше, – произносит Киеран так быстро и громко, что это заставляет меня заподозрить его во лжи. – Мне не нужны твои извинения, или зачем еще ты сюда явился.

– Ладно, – говорит Олли. – Хорошо. Я не хотел причинить тебе боль. Мне жаль, что я так вел себя. Понимаю, ничего уже не вернуть, но хочу, чтобы ты знал: ты заслуживаешь лучшего. Просто у меня нет сил и дальше бороться. Это слишком… Мне жаль…