Тьма и золото полуночи

– Это бесстыдное подражание тебе, – признаю я.

Несколько лет назад Самсон нарисовал такое на стене рядом с моим домом, убеждая меня снова присоединиться к танам. По его версии, с драконом сражается только одна фигура. Самсон притягивает меня к себе, чтобы поцеловать.

– Мы двое вместе, всегда, – шепчет он мне в волосы.

Позже, когда Самсон уже провожает меня к порталу, он говорит:

– Знаешь, у меня тоже есть для тебя рождественский подарок.

– О?..

– Загляни под тот большой горшок с цветами, что стоит у тебя перед входной дверью.

Я таращусь на него:

– Ты мне что-то подарил в Итхре?

– Кое-что реальное. Ты ведь этого хотела?

Проснувшись, я первым делом несусь вниз по лестнице и отпираю дверь. Цветочный горшок стоит на маленьком пакетике, завернутом в голубую бумагу. Я спешу назад в свою комнату и разрываю обертку. Внутри коробочка с изящным серебряным браслетом. На цепочке висят полумесяцы и звезды, украшенные крохотными кристаллами. В записке, вложенной внутрь, говорится: «Подходит к твоему ожерелью. С.». А внизу он приписал номер своего телефона.

У меня голова идет кругом. Кружится куда сильнее, чем вправе кружиться у серьезного рыцаря с серьезной задачей свергнуть премьер-министра. Это первый подарок, который я получила от моего первого в жизни возлюбленного. Я застегиваю браслет на запястье и потряхиваю им, наблюдая за тем, как кристаллы на звездах бросают танцующие отблески на стены моей спальни. Потом достаю из ящика письменного стола ожерелье, давний подарок Олли, и его тоже надеваю. Они действительно выглядят как пара, хотя ожерелье немного потерто. И конечно, ожерелье – основа моего оружия в Аннуне: подвеска-полумесяц – это мой скимитар, а три звезды вокруг него теперь стали гасящими огонь мраморными шариками. Я делаю селфи с браслетом и отправляю его Самсону. Самсон теперь мой возлюбленный и в Итхре тоже, не только в Аннуне. В реальности и в мечте.

Кажется, ничто не может превзойти этот момент, но день идет дальше и старается изо всех сил. Я дарю папе набор подставок для стаканов и тарелок с изображением его фамильного шотландского герба, а Олли получает пару ушных колец, которые я сделала из полимерной глины точно такими же, как те, которые он, как я видела, недавно рассматривал в каком-то журнале. Мы поем рождественские гимны и смотрим «Один дома», и папа позволяет нам выпить вина, приправленного корицей и апельсиновым соком.

Я уже собираюсь отправиться в постель, пьяная от счастья, когда состав исполнителей фильма, который мы досмотрели, внезапно останавливает бег по экрану и появляется лицо диктора новостей. На экране появляются крупные буквы: «СРОЧНЫЕ НОВОСТИ». Папа перестает мыть посуду, Олли выглядывает из спальни.

– Это называют прискорбной трагедией, – сообщает диктор. – Сегодня в маленьком городке в Нортумберленде в местной общине произошло нечто ужасное…

На экране появляется фото какого-то госпиталя. Мы с папой и Олли подходим друг к другу, у меня внутри нарастает тошнота. Идет запись камеры видеонаблюдения, размытая, серая, и на ее фоне звучит безликий голос комментатора. Толпа людей, очень похожих на тех, которых я видела на нашей улице всего несколько дней назад, идет к зданию. Какой-то врач пытается их остановить, и тогда происходит вот что: один из толпы вскидывает руку, и я вижу, что он держит монтировку. Запись обрывается в тот момент, когда он опускает монтировку на голову врача.

У Олли вырывается сдавленный крик.

– О боже праведный… – в ужасе шепчет папа. – Да что с нами происходит?

Не могу ничего сказать, ничего сделать, просто, онемев, смотрю на экран. Диктор описывает то, как толпа убивала каждого пациента, каждую медсестру и каждого врача, которого находила.

– Они думают, что если люди больны, то они бесполезны, – говорит Олли. – Заодно стоит убрать докторов и медсестер – как побочный продукт. Вот так теперь мыслят.

Одна и та же картина – монтировка, что с такой силой, с такой уверенностью опускается на голову врача, – снова и снова возникает в моем уме. Но я вижу и кое-что еще – нечто невидимое на зернистой записи. Я вижу нити, фиолетовые, мерцающие, направляющие удар. Я вижу, как эти нити дергает Мидраут, с его идеологией полезности и практичности, – он как опытный кукловод… И я вижу, куда ведут эти нити. Они не кончаются здесь.

26

После этого нападения в Тинтагеле бушует ярость. Я во время патрулирования не могу взглянуть на сновидцев без мысли, не участвовал ли в том кошмаре один из них. До сих пор я думала, что большинство сновидцев никому реально не навредят в Итхре, пусть даже они жестоки в Аннуне. Но резня в госпитале доказала, что я ошибалась.

И я не единственная, кого терзают подобные чувства. Найамх раскатывает по рыцарскому залу и сообщает нам о многих протестах в провинции, которые сейчас организуются.

– Наша задача: добиться, чтобы убийцы получили должный приговор, – говорит она. – Вы с нами?