Тьма и золото полуночи

Испанский Уны был слабоват, так что ей понадобилась пара мгновений, чтобы понять слова Софии. Она улыбнулась и села напротив женщины, глядя в прорубь. И вдруг из воды выскочило некое белое существо с черными выпуклыми глазами, смотревшими совершенно по-человечески, – оно щелкнуло зубами и снова исчезло под водой. Уна от неожиданности отшатнулась назад.

– Не обращай внимания на нингена, – сказала София. – Ему нравится время от времени проверять меня. Убеждается, что мне ничто не грозит.

– Вы, скорее всего, знаете, зачем я здесь, – произнесла Уна на ломаном испанском.

– Да, знаю, и ты не первая пришла ко мне с такой просьбой. Вас много таких, кто одержим идеей, что Иммрал – единственная вещь, которая может сделать мир мирным. Вы же – любой из вас – понятия ни о чем не имеете, хотя и знаете, какой разрушительной может быть эта сила.

Уна наклонилась вперед:

– Загляни в мою душу. Ты увидишь, что я отлично знаю, насколько это опасно. Я рискнула жизнью, чтобы свергнуть единственного другого иммрала в этом мире. Я все увидела тогда, когда едва ли кто еще это понял. И кое-что сделала для этого.

София тоже наклонилась, в ее фиолетовых глазах заиграл странный свет.

– Я заглянула в твою душу, как только ты села рядом, юная женщина. Ты думаешь, что можешь скрыть от меня свою истинную природу, так же как скрыла от Себастьяна Мидраута? Сила того молодого человека несравнима с моей, уж поверь. Я вижу тебя, Уна Горлойс. Я вижу тебя.

Уна не могла отвести взгляд от Софии, хотя ей хотелось убежать. Она не могла не слушать того, что говорила София, и всем нутром чувствовала истинность ее слов.

– Я вижу твое себялюбие и то, как ты прячешь эгоистичность под плащом стремления помочь. Я вижу, что твоя жажда знаний не есть истинная любознательность. Она всегда служит к твоей собственной пользе. Так что, когда ты говоришь мне, что хочешь получить мой Иммрал для того, чтобы избавить мир от Себастьяна Мидраута и подобных ему, я скажу тебе вот что: ты сама такая же, как он. Ты в точности похожа на него, и если бы ты получила мой Иммрал, ты бы не изменилась. И ты сама это знаешь, Уна. Ты это знаешь, поэтому ты и ненавидишь себя за это, и гордишься этим тоже. Я вижу тебя, и я не отдам свою силу такой, как ты.

София слегка откинулась назад, продолжая сидеть на корточках.

– А теперь можешь уходить, юная леди.

Это был приказ, ему следовало подчиниться без колебаний. И Уна ушла, проделав обратный путь в Итхр, где лежала без сна до самого рассвета, думая обо всем том, в чем обвинила ее София, и понимая, что это действительно правда.

Но она вернулась туда. Как только у нее появлялось свободное от патрулей время, а иногда и вместо них, она снова добиралась через все возможные порталы в мистическую Антарктику. И каждый раз, приходя, она просто сидела, иногда возле проруби во льду, иногда в пещере Софии. Она или молчала, или время от времени задавала вопросы. И каждый раз разговор заканчивался тем, что София сообщала ей еще какую-то правду о ней самой. И всегда неприятную. Недостатки Уны обнажались, как никогда прежде. Это был своего рода мазохизм. Но это было важно. Кто-то наконец заставлял ее расследовать собственные преступления. Кто-то наконец напоминал ей о пределах ее сил. И кто-то показывал ей путь возвращения.

Постепенно Уна отказалась от мысли получить Иммрал Софии. Сначала потеря казалась болезненной. Она ведь держалась за надежду, что сумеет изменить мысли Софии, если будет раскачивать их так и эдак, демонстрируя как можно больше раскаяния. Искупление по нарастающей. Это ведь должно было стать подходящим способом заполучить свое. Торг становился полностью альтруистическим. Заслужить абсолютную силу в момент, когда она уже больше ее не желала. Но Уна знала – и София знала, – что такой путь не откроется перед ней. В ней всегда осталась бы доля мошенничества.

А потом наступила ночь атаки трейтре, и Уна едва избежала гибели. Как только аптекари зашили ее руку, она вдруг отправилась не в Итхр, а в Антарктику и там с трудом пробивалась сквозь снежную бурю, – она не знала, возникла ли эта буря из-за сумятицы в ее собственном уме, или это был способ Софии повернуть ее назад, или просто часть Аннуна. Уна каким-то образом все-таки нашла дорогу к ледяной пещере и села, одинокая и дрожащая, у проруби. Она ждала, как ей казалось, несколько дней, хотя реально это могло быть лишь несколько минут в Итхре. Она ждала, пока рана на ее плече не начала обильно кровоточить, так что снег у ее ног стал алым.