Его взгляд устремлен на Софию с напряжением, которого я не могу понять.
– Так, значит, ее
– Да, это можно сделать, – отвечает она. – Но у меня ничего не осталось.
Олли поворачивается к Самсону:
– А то уравнение, что ты нашел… оно ведь определенно означает, что если кто-то передает свою силу другому иммралу, то у получившего сила неизмеримо возрастает?
Самсон медленно кивает:
– Я совершенно уверен, что оно говорит именно об этом.
Олли какое-то время молчит, ни на кого не глядя, что-то взвешивая в уме. Потом снова смотрит на Софию:
– Можешь мне показать, как отдать мою силу Ферн?
Все таращатся на Олли, все ошеломлены. Я же ни на что не способна…
– Что?.. – шепчу я.
Брат поворачивается ко мне:
– Все просто. Я хочу отдать тебе то, что осталось от нашего Иммрала.
У меня отвисает челюсть. Лорд Элленби что-то говорит, и все выходят из комнаты, кроме Софии, а та снова садится в кресло, в отдалении от нас.
Я хочу этого. Нечего и отрицать, я этого хочу. Но сила не моя, она никогда не была моей. Я никогда не была Избранной, как это называет Найамх. Да и Олли, если уж на то пошло. Мы не были избраны судьбой – нас выбрала наша мать в поисках силы, влияния, победы. Олли лучше бы передать Иммрал кому-то еще – лорду Элленби, или Джин, или Рейчел. Любой из них стал бы более скромным и щедрым получателем. Я пугаюсь, мне кажется, что во мне слишком много от нашей матери. Когда-то я гордилась этим, но не теперь.
Олли уводит меня в угол комнаты.
– Ты должен сохранить силу, – говорю я ему. – Ты лучше ею пользуешься, а мне она на самом деле не нужна.
– Ты не должна отказываться, Ферн, – улыбается брат. – Я. Ее. Не. Желаю.
Мне отчаянно хочется ему верить. Хочется верить, что брат не будет испытывать чувство обиды по отношению ко мне, как я к нему все эти последние месяцы.
– Перестань так думать, – говорит он. – Я же вижу твои мысли, помнишь? Я не стану обижаться, обещаю.
– Но почему? Я бы свою силу не отдала, повернись все иначе.
Не важно, как сильно мне этого хочется, я обязана сказать Олли правду: что я не так щедра духом, чтобы поступить, как он.
– Я знаю, – беспечно бросает он. – Но ведь это, по сути, ничего не значит?
Но это значит. Значит для меня. Заметив мои колебания, Олли вздыхает:
– Тебе нужна причина. Их три, Ферн. Первая: я слишком много ошибок совершил из-за этой силы, и, если она у меня останется, я совершу их еще больше. Я причинял боль людям, сам того не желая.
– Но
– Ну, это все между тобой и твоей совестью, – говорит Олли. – Как только я отдам ее тебе, делай с ней что хочешь. Я лично верю, что ты будешь поступать правильно, пусть даже в прошлом было не всегда так. Мне хватило времени, чтобы понять, каким злом может быть эта сила, и все равно это не помешало мне обращаться с ней неправильно. Вторая причина, – продолжает он, прежде чем я успеваю спросить, что он имеет в виду. – Когда все это, так или иначе, кончится, я уйду из танов.
Я невольно разеваю рот. Бросит все? Этих прекрасных друзей, которых мы здесь нашли? Этот мир, где мы на своем месте? Олли криво улыбается, глядя на мое лицо:
– Знаю, ты не понимаешь. Но я не хочу продолжения того, что уже случилось со мной в этом промежуточном мире. Я могу, например, стать инструктором, чтобы поддерживать отношения со всеми, но что до реальных схваток… С меня хватит. – Олли замолкает ненадолго, потом понижает голос: – И третье. Я хочу расквитаться. За все, что я сделал с тобой. Тот костер. Предательства. Издевательства. За то, что я был с тобой настоящим дерьмом. Так можно сравнять счет?
Я киваю, а потом взрыв эмоций заставляет меня обнять Олли за шею. Он крепко прижимает меня к себе, и оба мы пытаемся без слов выразить, что мы значим друг для друга, – мы никогда не произносили этих слов.
– В любом случае, – говорит Олли, отодвигаясь, и его голос хрипит от непролитых слез, – это меньшее, что я мог бы сделать для сестры, которая сочинила письмо от нашей дорогой мамы, пытаясь убедить меня, что я был любим.
Я в очередной раз открываю рот:
– Ты знаешь?! Ну конечно… прочитал мои мысли! Дура же я, что забыла про твое умение!
– Вообще-то, я не заглядывал в твой ум, – смеется Олли. – Но я все понял в тот самый момент, когда ты отдала мне письмо в Итхре. Ты совершенно не умеешь врать, Ферн.
– И ты ничего не сказал? Почему?
Брат пожимает плечами:
– Незачем было. Письмо сделало именно то, чего ты от него хотела. И точно то, что было нужно мне.
– Заставило тебя понять, что мама и тебя тоже любила? – спрашиваю я.
– Нет. Заставило меня понять, что я не нуждался в маминой любви, когда…
Он смущенно умолкает. Конец предложения повисает между нами, теплый и полный смысла.
– Все это очень мило, – говорит София, и ее глаза блестят. – Но я уверена, что за дверями этой комнаты стоит множество людей, желающих знать, что вы решили.