Тьма и золото полуночи

– О том, что поиски Грааля занимали много времени не потому, что были трудны, – отвечает Джин. – Нужно было много времени, потому что должно было быть так. Кто бы ни взялся за эти поиски, должен целиком отдаться им и долгое время доказывать, что достоин.

Я теперь начинаю понимать те чувства, что передал мне эфес. Мама перенесла идею поиска Грааля на поиск Экскалибура, но это было слишком поверхностно. Для нее все было коротко и просто: или прорвешься, или проиграешь. Но теперь, начиная разбираться в ощущениях долгого терпения и преданности Ланселота, я понимаю, что истинная природа поиска куда более тонка. Если мы хотели найти Грааль до того, как Мидраут полностью уничтожит Аннун, нам следовало взяться за дело месяцы, а то и годы назад.

– Значит, мы упустили шанс быстро найти Грааль? – спрашиваю я.

– Может быть. Да, думаю, так.

Я в последний раз тянусь к ясному образу – это некая крепкая связь между мной и Ланселотом, жившим и умершим так давно. И словно в ответ на мой призыв проявляется нечто другое. Это Стоунхендж в Аннуне – круг, созданный из костей, под ярким небом без солнца. И я стою не на земле, а на голой поверхности внутри круга, лишенной травы и корней. Стоунхендж трещит и стонет, словно умоляя о существовании. Части костей отлетают и рассыпаются до того, как падают на землю.

Времени почти нет, – монотонно звучит некий голос. – Когда Стоунхендж исчезнет, пути назад не останется.

И с этими словами, и с тем, что сказала мне Джин, тяжесть, что лежала на плечах Олли, падает прямо на меня. Если я не смогу победить Мидраута до того, как рухнет Стоунхендж, ничто не поможет, а Стоунхендж уже рушился, когда я в последний раз была там, несколько недель назад. А это значит, что нет времени на поиски Грааля. Я – последняя надежда Аннуна.

36

На следующее утро я, спустившись вниз, застаю папу за приготовлением оладий. Он выглядит таким усталым – он в последнее время берет больше ночных смен, чтобы побыть с Клемми во время часов для посещений в госпитале. Он почти столько же времени проводит там, сколько и на могиле мамы, и я гадаю, не любил ли он Клемми сильнее, чем мне казалось.

Я думаю о том, что узнала прошедшей ночью. Я ведь не осознавала, насколько цепляюсь за Грааль как за нашу единственную спасительную карту, вне зависимости от того, доберемся мы до Мидраута или нет. Мне казалось, что стоит найти Грааль – и сразу бум! – Аннун возродится. Но когда у меня отобрали такую возможность и на меня снова легла ответственность за победу над Мидраутом, я чувствую себя невообразимо одинокой.

– Я решил, что я теперь провожаю тебя в школу, – сообщает папа.

– Что?

– Я не хочу, чтобы ты одна шла через весь город.

Он резко переворачивает оладью, словно отклоняя все возражения, которые, как он знает, у меня наготове.

– Я не ребенок!

– Это я знаю, – улыбается он. – Но я твой папа. Я не против того, чтобы идти в шести футах позади тебя, если тебе от этого станет лучше. Но я не хочу, чтобы ты еще когда-нибудь уходила одна далеко.

– У тебя нет времени.

– Нет, есть.

Я не знаю, как реагировать. Наверное, надо бы разозлиться, мне ведь уже семнадцать. И я бы точно разозлилась, если бы кто-то вне семьи узнал, что отец стал моим телохранителей. Но мне небезопасно находиться вне дома. Разве то, что случилось с Клемми, не доказательство? Если папа будет неподалеку, если я попаду в неприятности… да, это успокаивает.

– Хорошо, в десяти футах сзади, – соглашаюсь я. – Или я от тебя отрекусь.

Я взяла принадлежности для рисования в Уонстед-Флэтс, чтобы порисовать в уединенном месте. Пожарные приехали недостаточно быстро для того, чтобы спасти деревья в этой роще. Они стоят как сломанные мачты корабля, пораженные молнией, покосившиеся, черные на фоне холодного весеннего неба. Деревья здесь выражают мое настроение: мрачное, жесткое, яростное.

Раздираю углем бумагу, выплескивая свое воображение. Заполняю альбом одними и теми же рисунками, пока не расходую весь свой гнев. А потом иду домой, измученная, опустошенная. Нет никакого Грааля. Все лежит на мне.

Я не могу злиться ночью в Аннуне – я должна сосредоточиться на неотложной задаче.

Тинтагель гудит от теоретизирующих рееви и занятых поисками харкеров. Чарли нигде не видно, а когда я спрашиваю о ней, мне говорят, что она вместе с Локо вернулась в свою комнату в башне, где чувствует себя в безопасности. Я поднимаюсь туда до начала патрулирования и останавливаюсь перед дверью. Ее желание побыть одной сочится сквозь дерево. Я сотворяю листок бумаги и царапаю на нем извинения, потом прикрепляю записку у двери, чтобы Чарли ее увидела, когда выйдет.

Говорить с Бандиле легче.

– Все в порядке, – пожимает он плечами. – Я понял, что ты желала добра. И голова у меня действительно перестала болеть.

– И все же… – вздыхаю я.

– И все же. Да. Но мы в порядке.