– Оставьте. Меня. В покое, – медленно произношу я, и мой голос звучит ниже обычного.
Мои слова вылетают из вагона. Парень тут же отпускает дверь, она закрывается. Люди вокруг меня пятятся.
В тот момент, когда человек с рюкзаком кричит: «Стойте, это же не моя остановка!» – Виктория фон Геллерт, некогда лучшая подружка Чарли, хлопает по стеклу двери сегодняшней газетой. Газета скользит, когда поезд трогается с места, но я успеваю прочитать заголовок: «Странных будут помещать в исправительные лагеря».
– Поверить не могу, – снова и снова повторяет папа, когда и по телевизору звучат те же слова.
После моего рассказа о случившемся в метро он и думать забыл о том, что рассердился, не найдя меня у колледжа.
Дикторша радостно сообщает:
– В качестве первого серьезного политического заявления после прихода к власти премьер-министр Себастьян Мидраут представил сегодня в парламент предложение отправлять некоторых граждан в исправительные центры.
Потом на экране появляется сам Мидраут, его взгляд завораживает.
– Речь не о разделении, – говорит он прямо в камеру. – Дело в безопасности нашей страны. Протесты на Рождество показали нам, что не каждый готов к единству, как следовало бы. Отправляя определенных членов общества в надежные, специально созданные убежища, мы будем уверены, что они не смогут отравлять других, и предоставим им помощь, в которой они так отчаянно нуждаются. Это политика сострадания.
Пока папа и Олли изливают ярость, я с любопытством наблюдаю. Может, это побочный эффект моего собственного Иммрала, или близость бреши, или и то и другое, но я могу поклясться, что чувствую силу Мидраута, сосредоточенную на камере и на тех, кто на него смотрит.
– Что ты задумал? – шепчу я ему.
– Ферн не может вернуться в Боско, – говорит Олли. – Она не может, папа.
– Тогда оставайтесь дома вдвоем, – отвечает папа.
– Я не хочу прятаться! – возражаю я.
– Мы станем выходить вместе, группой, – предлагает папа.
Он не добавляет: «Так я смогу защитить тебя», но это эхом разносится по гостиной. И он нас действительно защищает, и не потому, что он старше или сильнее, чем мы. Это из-за Клемми. По соседям прошел слух, все забыли, что папа и Клемми расстались. Люди верят пропаганде, думают, что на нее напали протестующие, и это вызывает симпатию к ней и заодно к нам. Ложь не слишком мне по нраву, но на этот раз я предпочитаю отсидеться в сторонке. Люди теперь открыто нападают на тех, кто выглядит другим. Дом Кристэл Мур регулярно разрисовывают граффити, бьют ей окна. И если я могу сделать так, чтобы Клемми ничто не грозило, я это сделаю, и мне ничуть не будет стыдно.
Я не говорю о случившемся никому в Аннуне, кроме Чарли, объясняю ей, почему мы больше не увидимся в Боско.
– Я могла бы поговорить с ними, – предлагает она. – Поможет?
– Не обижайся, но я не думаю, что ты теперь можешь быть таким же щитом, как прежде.
Чарли кивает и зарывается лицом в мех Локо.
– Да я и сама теперь предпочла бы это, – быстро добавляю я. – Мне нетрудно посидеть дома.
Хотя никто не говорит об этом открыто, по Тинтагелю плывут слухи о сходных происшествиях с семьями и друзьями танов. И только один человек всегда в опасности, хотя никто этого не осознает: лорд Элленби.
– Вы могли бы пожить у нас, сэр, – предлагаю я ему, – или мы могли бы найти вам комнату в каком-нибудь пансионе.
Я думаю о своих скудных сбережениях – едва хватит на неделю проживания. Но мне нестерпима мысль о том, что он может оказаться в такой опасности. Канал – оживленное место, и кто знает, какие уроды могут пройти мимо лорда Элленби и решить исполнить желания Мидраута.
– Я могу позаботиться о себе, Ферн, – с улыбкой отвечает лорд Элленби.
– Но…
– Больше ни слова, пожалуйста. Думай о себе и родных, а я подумаю о себе. Но на первом месте – Аннун.
38
Наши патрули становятся все более и более тягостными. Больше нет никаких кошмаров, есть только сновидцы Мидраута и те сновидцы, на которых они нападают. Бреши между Аннуном и Итхром становятся делом обычным – некоторые из них растянулись вширь и растут каждый день. Таны Бирмингема сообщают, что одна брешь прорезала весь город с востока на запад вроде Берлинской стены. А вместе с брешами приходит и угроза слуа, которые шныряют в пространстве между мирами.
Лорд Элленби требует от танов, работающих в медиа, чтобы те скрывали существование брешей. Это пункт, в котором наши цели совпадают с целями Мидраута – никто не хочет, чтобы люди поняли, что происходит. Ну, во всяком случае, пока.
– Неужели это было бы так уж плохо – рассказать правду? – спрашиваю я как-то ночью на общем собрании в Тинтагеле.
– Согласна, – поддерживает меня Найамх. – Не пора ли людям узнать, что их ждет?
Я скрываю улыбку. Как будто ей нужно разрешение.
– Сейчас общая стратегия – молчать, – возражает лорд Элленби. – Главы сообществ танов регулярно это обсуждают, и принято решение держать все в тайне, как это было сотни лет.
– Что ты об этом думаешь? – спрашиваю я потом Самсона, когда мы сидим, обнявшись, на земле.
– Думаю, люди поверят в то, во что им хочется верить, – отвечает он.