Они обжимаются по углам Бейкон Хиллс не меньше недели, и городок гудит от этой новости, как растревоженный улей. Только шериф да Стайлз, кажется, не знают еще ничего.
— Он ведь сказал бы мне, да? Лидия, черт, не молчи!
Сказал бы? Мартин смеется ненатурально и смотрится в зеркальце, поправляя помаду. Сказал бы после того, как поцеловал названного брата, а тот оттолкнул и просто сбежал из дома посреди ночи?
Это вряд ли, милый.
— Ты меня избегаешь?
На улице давно ночь, Стайлз сидит на ступеньках и курит в кулак, нимало не заботясь о том, увидит ли шериф из окна. Он бледный и взъерошенный, и миллиард родинок на шее и щеках, как зашифрованная карта звездного неба.
“Я ж не просил ничего, Стайлз. Только тебя”
— Нет, а должен был?
Йен сильно навеселе и чуть растягивает слова вместе с нарочитой, неловкой какой-то улыбкой. Протянуть бы руку и дотронуться до щеки.
Блять, чувак, я так по тебе скучаю.
— Раньше мы все делали вместе, помнишь? С детства. И в школу потом - только вдвоем. А теперь ты пропадаешь где-то ночами, а я даже не знаю, с кем и зачем.
“Раньше” - до злополучного поцелуя, быть может?
Йен Галлагер появился в доме Стилински почти сразу после похорон Клаудии. Маленький, тощий и рыжий, зашуганный и дрожащий, как лист на ветру. Прятался за спиной Джона, и зыркал исподлобья, почти что шипел. Но очень быстро стал полноправным членом семьи и лучшим братом для Стайлза из всех, что могли бы быть.
— Я думал ты знаешь. Я с Микки встречаюсь, - небрежно бросает Йен и прикуривает, опускаясь рядом с братом на ступени.
На самом деле, это даже не новость. Особенно после утреннего “представления”. Но почему так остро ноет в груди и кто-то словно выламывает ребра?
Блять.
— Я не должен был, - начинают они одновременно и замолкают, хохотнув невесело.
“Я не должен был тебя целовать”
“Я не должен был отталкивать”
— Это серьезно?
Стайлз не хочет знать, даже думать об этом не хочет. Но у Йена счастье в глазах, и… Блять, ты просто потерпишь.
— Наверное. Мне по-настоящему с ним хорошо. Хотя я не знаю никого, кто бы так матерился. Мы думаем о том, чтобы попробовать снять квартиру.
Как-то так, наверное, небо падает на землю, кроша черепушку обломками. Как-то так взрывается граната в замкнутом пространстве, превращая внутренности в фарш. Как-то так… как-то так понимаешь, что мир кончился, что впереди - лишь пустота.
Но Стайлз находит откуда-то силы, чтобы опустит руку на плечо брата, чуть сжать и улыбнуться. Почти что естественно. Почти.
— Я рад за тебя, братишка. Если у тебя все хорошо.
— Лучше и быть не может, - пальцы Йена поверх его руки обжигают до волдырей, и в горле так горячо, будто он свинца расплавленного налакался. Пиздец. - А ты? Когда уже пригласишь Лидс на свидание? Ты же влюблен в нее с третьего класса.
Это не ревность и не затаенная обида даже. Участие, волнение за брата. А Стайлзу смешно так, что чешутся губы. И хочется заржать, откинув голову, и спросить лишь одно: “Серьезно? Серьезно, блять, Йен? У тебя так быстро прошло?”.
Но он не спросит. И постарается справиться с тошнотой, когда в следующий раз увидит, как Милкович целует Йена на глазах у всей школы.
“Это должен был быть я”
“Ты опоздал”
========== Глава 15. ==========
Комментарий к Глава 15.
Кэмерон/Ноэль
https://pp.vk.me/c604522/v604522352/c9f2/01BMjC2ljJw.jpg
Ветер соленый и горячий, как раскаленный песок под ногами, солнце выжигает глаза и снимает кожу - слой за слоем. У него с собой зеркальные очки, гитара и тощая сумка с самой необходимой одеждой. Ведь здесь есть все, что нужно: огромный и ленивый океан, расплескавшийся до горизонта, кривобокие пальмы и пестрые, обгоревшие на солнце, галдящие туристы, что не всматриваются в лица друг друга, а, значит, не узнают известного актера, даже споткнувшись о его ноги.
Он пьет разноцветные коктейли с большим содержанием рома, которые заказывает в бунгало на самом берегу ярко-синего, будто пластмассового, океана. Не ходит в бар, потому что устал от шума и гомона, а купается лишь по ночам, когда большая часть туристов расползается по своим номерам или кабакам, чтобы продолжить попойку под звуки выдалбливающей разум музыки.
Кэмерон любит сидеть на стремительно остывающем после захода солнца песке, трогать пальцами струны гитары, извлекая из инструмента грустные, плачущие мелодии. Ему нравится слушать, как шепчет и рокочет океан - ленивый, неповоротливый зверь, облизывающий влажным языком сонный берег. И звезды так красиво отражаются в водной глади - словно там, глубоко на дне блестят серебряные монеты и драгоценные камни, пиратские клады с затонувших кораблей.
Он всегда был немного романтиком и мечтателем, Кэмерон Монахэн, он всегда желал странного и немножечко верил в волшебство. Может быть, поэтому так все вышло с Ноэлем? Может быть…
Но, неважно. Плевать.
Дни тянутся за днями, до прекрасного спокойные и однообразные. Он даже научился засыпать не под утро, а ближе к середине ночи, когда созвездия так сильно смещаются на небосводе, что начинает казаться, будто заработал косоглазие.
— Ты знаешь, что тебя все потеряли?