Потянулись томительные часы ожидания. Хапеде уже казалось, что Часке был прав. А если она не придет? Может быть, сейчас глубокая ночь, а может быть, ее уже сменил день, но здесь, в сердце горы, времена суток были неразличимы.
Хапеда постепенно свыкался с мыслью, что их самопожертвование оказалось напрасным. Он настолько проникся этой мыслью, что, заслышав незнакомый звук, испуганно вздрогнул, будто его схватила вражеская рука. Или он все же обманулся?
Он прислушался и почувствовал, как Часке кладет ему руку на плечо.
– Это она.
Мальчики поднялись на ноги, заслонив собой отверстие того прохода, который вел наружу. Здесь надо было задержать ее любой ценой.
Хапеда ощутил, как у Часке тоже похолодела рука.
Вдали от большого пещерного зала, в одном из пронизывающих гору проходов послышались негромкие, тяжелые, шаркающие шаги, и мальчики тотчас узнали неторопливую поступь огромных, с голыми подошвами, медвежьих лап. Медленно-медленно шаги приближались. Вот на мгновение все стихло. А потом вновь донесся зловещий шорох: зверь, подволакивая лапы, оскальзываясь на влажном, шершавом камне, двинулся им навстречу.
Любые сомнения исчезли: это была она.
Мальчики замерли, не шевелясь.
Пока Хапеда и Часке добровольно подвергались тяжким испытаниям в сердце горы, чтобы спасти вождя, в подлунном мире над индейской деревней сгустились сумерки.
В глубине вигвама вождя сидел со своими друзьями юности, Чапой и Четансапой, Токей Ито. Он честно рассказал им, что поклялся совершить в предстоящую седьмую ночь. Он преисполнился решимости без оружия проникнуть в сердце горы. Свое слово, данное шаману, он полагал нерушимым.
Вождь извлек из волос и положил наземь три орлиных пера. Снял он и ожерелье из медвежьих когтей, обнажив скрывавшиеся на груди под подвесками глубокие старые шрамы. Теперь на нем остался один пояс. Слева от него лежал заранее приготовленный факел. Он сидел, держась прямо, не глядя на своих друзей.
Ни Чапа, ни Четансапа не в силах были произнести ни слова.
Но тут Токей Ито заговорил сам:
– Я навлек на вас новые опасности и разжег пламя нового раздора.
Четансапа и Чапа, не привыкшие к тому, чтобы вождь признавался в усталости и покорности судьбе, боролись с волнением.
– Ты же воин, Токей Ито, – промолвил Четансапа, – не падай духом! Не теряй мужества!
– Мужества умереть мне всегда достанет. А вот жить иногда труднее.
– Токей Ито, почему ты тотчас же всецело не доверился мне?
– Потому что прежде ты тоже не тотчас же и не всецело доверился мне. Солнце клонится к закату. Помолчим, пока не станет темно. Потом я уйду.
Более друзья не произнесли ни слова. Они знали, сколько перенес Токей Ито начиная с одиннадцати лет, с тех пор, как его отец отправился в изгнание, и знали, как он сражался. Но внезапно бремя сделалось непосильным даже для него, и произошло это в тот миг, когда дакота предстояло совершить великий подвиг и они нуждались в вожде более всего на свете. Чапа и Четансапа пребывали в растерянности. Боль за вождя и друга терзала их, но, храбрые воины, они были сейчас беспомощнее ребенка. С тайн горной пещеры некогда начались их несчастья, здесь же они, видимо, и завершатся.
Токей Ито поднялся, взял факел и вышел из вигвама. Никто в деревне не спал, ибо весть о жертвенном паломничестве вождя облетела индейский лагерь. Безмолвные, люди выстроились по обеим сторонам узкой деревенской улицы, образовав подобие коридора. Уинона беспокойно оглядывалась. Унчиды не было видно. За спинами дакота держался шаман. Тобиас не сводил с него враждебного взгляда.
Медленно, размеренным шагом, ни на кого не глядя, прошел вождь мимо своих родичей и друзей. В левой руке он сжимал незажженный факел. Чапа и Четансапа, тоже не сумев обменяться взглядом с вождем, опустили глаза.
Молодой вождь оставил позади вигвамы и соплеменников. Когда он понял, что за ним уже не наблюдают, лицо его еще более помрачнело, а поступь отяжелела. Он направился в пещеру тем же путем, что и прежде мальчики. Дойдя до того места, где они, сидя рядом, обсуждали план действий, он застыл как вкопанный.
Из-за дерева навстречу ему вышла Унчида. Токей Ито попытался было избежать разговора с нею и двинуться дальше, но Унчида просто преградила ему дорогу.
Тогда из уважения к бабушке он остановился.
– Токей Ито, сын мой.
Вождь не отвечал, но стал ждать, не выказывая нетерпения, как требовал обычай.
– Токей Ито, ты видишь следы мальчиков?
Молчание Токей Ито свидетельствовало, что он не ожидал этого вопроса.
– Да, – наконец откликнулся он.
– Хапеда и Часке, опередив тебя, отправились в сердце горы, чтобы пожертвовать собой. Они хотят умереть, чтобы спасти тебя!
Токей Ито вскинул голову. Безмолвным кивком он поблагодарил бабушку и что есть силы бросился вверх по склону.