– Да, – не выдержал Четансапа, – чтобы отдать тебя на растерзание той своре вачичун, которая так и жаждет получить награду за твой скальп. Неужели ты думаешь, что Черный Сокол усядется на бизонью шкуру у подножия Лесистых гор и будет смотреть, как вражеская стая накинется на тебя и станет терзать, точно волки, нападающие на бизона? Ты хочешь совершить то, что сделает честь твоему имени, а на нас навлечь позор? Знай же, я не оставлю тебя!
– Я тоже не оставлю тебя! – вознегодовал заодно с Четансапой Бобр. – Прикажи сломать вигвамы, вели умереть женщинам, но позволь нам погибнуть, как пристало мужчинам! Мы все готовы пожертвовать собой! Лучше пойти на смерть, чем еще раз предать Токей Ито!
– Я не оставлю тебя! – воскликнул Шеф-де-Лу.
Однако уже в следующее мгновение он раскаялся в упрямстве, с которым произнес эти слова. Он заметил, как омрачились черты Токей Ито.
– Я сдержу свое слово, вы не сможете мне помешать! Я призвал вас и ваши вигвамы переправиться за Мутную воду в свободные края. Я привел вас сюда, и вы вырветесь на свободу вместе с вашими женщинами и детьми. Я этого хочу. – Токей Ито и Четансапа так и впились друг в друга глазами. – Ты поклянешься мне на священной трубке, Черный Сокол, сын Солнечного Дождя, что переправишь наших людей через реку и не вернешься назад. Если же ты твердо намерен нарушить мою волю и пренебречь моим наказом, скажи об этом прямо. Тогда я сам убью себя. Я сын предателя, ты тоже мне так говорил. Я обречен. Но вы не должны умереть.
– Если мы не исполним твою волю, ты сам убьешь себя? – с горечью и стыдом произнес Четансапа. – Нет, Токей Ито, ты погибнешь, если мы исполним твою волю. Ты и сам не веришь, что сможешь спастись от своры подстерегающих тебя койотов, если останешься один, чтобы отвлечь их на себя, пока мы не доберемся до Лесистых гор. То, что ты говоришь, – всего-навсего слова, в них нет правды.
– Четансапа, я говорю правду. Если ваши голоса позовут меня, я спасусь от своры кровожадных койотов и вернусь к нашим вигвамам, как только вы пересечете границу. Да, я добьюсь этого, если я еще нужен вам. Если я и вправду нужен вам, то сделаю все, что в моих силах, чтобы к вам вернуться.
– А кто принесет нам весть о том, что с тобой?
– Горный Гром, сиксик, может остаться на этом берегу, следить за всем, что со мной происходит, и передавать вам вести обо мне. Он не дакота. Мои клятвы, принесенные вачичун, на него не распространяются.
– Ты подчиняешь меня своей воле, вождь. Ты взял меня с собой, когда я хотел умереть. Моя жизнь принадлежит тебе. Клянусь тебе, что переправлю за реку наши вигвамы.
– Все будет так, как угодно Великой Тайне, – заключил вождь. – В мужестве Четансапы еще не осмелился сомневаться ни один воин.
Токей Ито отпустил поводья буланого жеребца, и конь поскакал назад к великой Мутной воде. За ним последовал серый жеребец молчаливого Горного Грома, а уже за серым полетели Белый, Пегий и Гнедой друзей и соратников вождя.
Вернувшись в лагерь, воины отвели своих коней в табун и вместе с Токей Ито отправились к Хавандшите. Там они стали передавать из рук в руки трубку клятвы. Она переходила из уст в уста, и дым ее скрепил решение воинов уйти в чужие края; трубка клятвы подтверждала, что наказ вождя и повиновение его людей нерушимы в глазах неба и земли.
Последним выкурил трубку клятвы Шеф-де-Лу; именно из его рук получила ее Уинона, а потом спрятала до следующего случая. Шеф-де-Лу повернулся и двинулся следом за Токей Ито, который опять оставил старца в одиночестве. Опустив голову, шел Шеф-де-Лу за вождем. Никогда еще склон не казался ему столь отвесным, а палящее полуденное солнце – столь невыносимым. Накануне, пока Токей Ито переправлял мальчиков и медвежонка через реку, делавар в пылу боя расстрелял последние патроны вождя; теперь из-за Шеф-де-Лу вождю поневоле придется подставить грудь под пули Красного Лиса, вооружившись одними лишь стрелами!
Токей Ито более не смотрел на своих спутников, но глядел на все еще сухие, тщетно ожидающие своего часа кожаные лодки и на группу примостившихся между ними, постящихся женщин и девочек. Унчида, Уинона и Грозовое Облако безбоязненно устремили взгляд на вождя, а Ситопанаки застенчиво потупилась.
Спустя много часов, когда день клонился к вечеру, завершился пост, соблюдаемый женщинами и детьми. Ящерка побежала к матери, Грозовое Облако решила не покидать Уинону. На ночь сестра вождя пустила ее под свое одеяло; девочка согрелась, несмотря на ночной холод, и заснула крепким, глубоким сном.
Утром она подсчитала, что из шести ночей прошла одна и что на пятую она отправится за реку.